— Больше не стану так играть с вами.
— Да, так, пожалуй, будет лучше.
Принесли кофе. Воцарилось неловкое молчание. Когда мы уже собирались уходить, она вдруг посмотрела на меня с деланной улыбкой и, протянув дрожащую руку, дотронулась до моего запястья.
— Милый, ты не забыл отправить открытки матушке и сестренке?
— Отправил, отправил. Твоей матушке послал открытку, изображающую оленей со сплетенными рогами.
На мгновение Дэна поджала губы, и я понял, что она подыскивает для меня подсказку, чтобы на сей раз я смог выиграть.
— Интересно, а вдруг матушка сочтет это изображение символичным и расстроится или еще там что-нибудь…
— Детка, твою матушку волнуют только деньги и то, как бы их заграбастать побольше.
Она засмеялась, признавая свое поражение. Да уж, побеждают всегда глупые шутки. Глаза ее все еще блестели от слез, но она смеялась! Я гордился ею, тем, что она сумела взять себя в руки, но не мог одновременно не испытывать чувства вины. У нее свои жизненные принципы, и с моей стороны было нечестно бередить ее раны, пытаться взбодрить ее лишь только для того, чтобы заглянуть под ее железный панцирь. И все же эти две попытки положили начало игре — теперь мы были Фрэнком и Майрой. Но, затей я новый раунд, она сочла бы себя обязанной поддержать игру. Так что лучше я предоставлю ей право самой начинать в следующий раз. А она поймет, что я оставил это право за ней, и поймет почему. Забавно, но с самого начала я был абсолютно уверен, что она понимает, о чем я думаю.
По шоссе номер восемь мы отправились к северу, в горы. Проехали деревушку под названием Польша, напоминавшую рождественскую открытку: расчищенные дороги, со всех сторон окруженные высокими сугробами. Селение это относилось к разряду таких местечек, где вам не особенно хотелось бы жить, но приятно было бы ощущать, что вы отсюда родом.
Выше, в заповедном лесу Адирондэк, воздух стал чище и холоднее. Печка в старом седане создавала ощущение комфорта. Петляющая лента дороги, зимние озера; вечнозеленая растительность темнела на фоне снега; покрытые невысокими деревцами холмы — словно сгорбленные спины старых, вечно пасущихся зверей. Что ж, по крайней мере качество нашего молчания стало иным. Может, в этом заслуга чудесной природы, окружавшей нас?
Спекулятор, куда мы прибыли почти в четыре часа дня, размером был с деревушку Польшу, но едва ли обладал и одной пятой ее очарования. Здесь явно ощущалась тяжелая поступь прогресса, рассветившего окрестности кучей неоновых вывесок. Повсюду бродили лыжники, привычно громко перекликаясь друг с другом и испещряя сугробы пустыми банками из-под пива. Я остановил машину напротив большого магазина, с виду напоминавшего супермаркет. Светившаяся над ним вывеска вносила хоть какое-то оживление в серый, унылый, облачный день. Дэна отправилась звонить к автомату, расположенному снаружи. Через несколько минут она вернулась и сообщила:
— Сказали, что он отправился в Гловерсвилль, чтобы забрать прибывшую с экспрессом партию товаров — лыжи там или еще что-то. Назад его ждут к шести.
— Значит, пока будем осматриваться. Хотелось бы взвесить все и выбрать подходящее время и место, чтобы заставить его наверняка раскрыться.
— Не забудьте, меня он узнает.
— Помню. Может, мы вас припасем напоследок, когда он чуть размякнет. Там видно будет.
— Странно. Вы говорите о нем так, словно он какой-то «черный ящик».
— Они и в самом деле такие, Дэна. И обычно конструкция у них плохонькая, слабоватая: швы с брачком, а замок куплен по дешевке на распродаже.
Небольшой, сравнительно новый мотель вклинился под необычным углом средь построек чуть ли не в самом центре города. Я решил попытать там счастья. Пожилой джентльмен — тамошнее начальство — сообщил, что у них имеется лишь один двухместный номер, да и тот потому только, что кто-то неожиданно отменил заказ, и он может сдать его нам лишь на одну ночь, поскольку начиная с четверга и на весь уик-энд номер уже зарезервирован, и по всему городку аналогичная картина. Ведь снег хороший, прогноз погоды обнадеживает — похоже, это вообще самая удачная неделя сезона.
Я вернулся к машине, сел за руль и сказал:
— Дэна, это звучит ужасно, но я не в силах ничего поделать, поверьте. Вы можете пойти и сами у него спросить. — И рассказал ей обо всем, добавив: — Пожалуй, я поселюсь здесь, а вы поезжайте назад в Ютику, остановитесь там, а утром возвращайтесь сюда.
Она раздумывала четыре секунды, а потом сказала:
— Если бы ты хоть что-нибудь сделал со своим ужасным храпом, к врачу сходил бы, что ли, или еще там… тогда нам не пришлось бы каждый раз решать одну и ту же проблему.