Она попыталась уступить мне место у окна. После того как мы пристегнули ремни безопасности, она сверилась со своей маленькой записной книжкой и сказала:
— В Чикаго у нас будет час пятьдесят минут. Я позвоню оттуда в несколько мест. Вы всем довольны, Трэвис? Может быть, вам что-то нужно?
— Лучше сбегайте и помогите им составить список пассажиров, чтобы мы скорее взлетели, дорогая.
Она поджала губы и слегка покраснела:
— Я ведь вам не навязываюсь…
— Вы слегка подавляете, Дэна.
— Естественно, вы прекрасно справились бы со всем. Но зачем вам этим заниматься?
— О’ кей, благодарю вас. Вы все прекрасно делаете.
С моей стороны это было, конечно, грубостью. Большинство моих знакомых женщин мало на что годились вне дома. Я глянул на ее ничего не выражающий профиль, вздохнул и сказал:
— Ну что же ты, Майра. Продолжай.
Ее губы слегка дрогнули.
— Опять у тебя дурное настроение, Фрэнк.
— Я все время беспокоюсь, как там дела в конторе.
— Милый, готова поспорить, они вряд ли даже заметили твое отсутствие.
— Ну, спасибо. Премного благодарен. Утешила, нечего сказать.
Она смеялась вместе со мной. И глаза ее тоже смеялись. Такого рода разрядка серьезно недооценивается. А кому вообще следует доверяться? Наверное, тому, кто относится к нам с симпатией.
Когда Дэна смеялась или широко улыбалась, было заметно, что один из ее глазных зубов, тот, что слева, растет косо и слегка заходит на соседний зуб. Когда какое-нибудь несовершенство вызывает у вас умиление, вы его запоминаете. Зубы Лайзы Дин были совершенны до противного — не за что зацепиться, чтобы отложить в памяти. Разве что мой профессионально натренированный глаз мог что-то заметить. Неожиданно Дэна перестала смеяться от души, несколько раз деланно хохотнула и снова ушла в себя, превратившись в недоступную секретаршу — модно причесанную, застегнутую на все пуговицы, прямую, решительную, с сильной шеей, холодным взглядом, крепко пристегнутую ремнями и готовую к отлету.
Александр Армитэдж Эббот, сотрудник Американского института архитектуры, умирал в палате 310 Университетского госпиталя в Сан-Франциско. Струи дождя, который, казалось, будет продолжаться вечно, стекали по окнам комнаты ожидания, заволакивали мутной пеленой панораму серых холмов. Была пятница, вторая половина дня. Мы с Дэной сидели, словно отупевшие пассажиры мрачного поезда, оставленного на запасном пути в конце дороги, ведущей в никуда. Она положила потрепанный журнал обратно на полку и уселась на кушетку рядом со мной.
— Вы прекрасно держитесь, — заметил я.
— Мне не нравится этот молодой человек. И жена его тоже не нравится.
— Это немножко заметно, но не имеет значения. Они вовсе не жаждут понравиться.
Молодой человек наконец вернулся. Не такой уж он молодой, как выглядит, вернее, старается выглядеть. Алекс, брат Нэнси. Упитанный, темноволосый, вкрадчиво вежливый. У таких обычно безукоризненный маникюр и от них пахнет ананасами. Он улыбнулся нам в меру печальной улыбкой и сел напротив.
— Все время нас с вами перебивают, вы уж извините. Вы же понимаете… Он повел плечами. — Один из нас должен постоянно быть с ним. Кажется, ему это немного помогает. Элейн так хорошо управляется, вы даже не можете себе представить.
— Полагаю, он не захочет видеть Нэнси, — с невинным видом заметила Дэна.
— Боже, конечно, нет! — воскликнул Алекс. — Пожалуй… я действительно считаю, что он мог бы прожить еще несколько лет, если бы… если бы не весь тот позор и горе, которые она ему причинила. Она моя единственная сестра, но я к ней не испытываю никаких чувств. Некоторые люди уже рождаются порочными. — Он сделал отчаянный жест рукой. — Как мы только ни пытались ее исправить, и все без толку! Она осложнила жизнь всем нам.
— Вы понимаете нашу позицию в этом вопросе, мистер Эббот… — начал я.
— Да-да, конечно. Я очень ценю, что вы хотите разобраться с этим сугубо неофициально. Мне, пожалуй, ясно ее состояние в настоящее время, как и беспокойство и участие мистера Берли. И я готов лично ему написать и сообщить, что гарантирую перечисление тысячи долларов в месяц в течение… времени, которое она там пробудет. Откровенно говоря, лечебницу я выбирал сам. Хотел, чтобы она была как можно дальше от Сан-Франциско. Папа ей, разумеется, ничего не оставляет. Но по секрету могу вам сообщить, что его состояние… весьма значительно. И я счел бы своим моральным долгом позаботиться о сестре. Очень рад, что вы и мисс Хольтцер приехали сюда по другому делу. Хорошо, что мы все подробно обсудили.