— Тс-с, Улли. Не ори!
— А может, это один из моих мексиканских приятелей. Что скажешь, а? Ну, что? И что бы ты, интересно, стал делать? — Нежный голос Улки Этланд-Макгрудер, новоиспеченной женушки двухмесячной давности. Куда делась ее сонная безразличная улыбка? А безмятежная тихая покорность? Сейчас это была злобная, насмехающаяся, избалованная женщина. Он снова зашикал на нее, и они двинулись прочь. Осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь рядом с тропинкой, ведущей, вероятно, к домику для гостей.
Признаюсь, что испытал некоторое животное удовлетворение. Как лиса, которая, подпрыгнув повыше, обнаружила, что виноград-то на самом деле кислый, так и этот бронзовый сгусток мускулов, пытаясь перехитрить время, заполучил в жены это восхитительное дитя, а теперь все его спортивные навыки, все его деньги и положение в обществе не спасут его от ее разбойничьего инстинкта, благодаря которому она бьет по самому уязвимому месту — его стареющей мужественности. Да, в поисках рая он набрел на подводный риф, несущий ему верную погибель.
Вечеринка близилась к завершению. Слышался пьяный смех. Несколько человек затянули «Желтую розу Техаса». Я нашел Дэну, и мы подошли к Джоан Барнуэзер попрощаться. Покачиваясь, она сказала:
— Завтра утром приезжайте, поедем кататься на лошадях, слышите? У нас замечательные лошади. Пр-р-росто замечательные. Диана, милочка, как я и обещала, подберу для вас костюм, он вам впору будет. Об эт-том не беспокойтесь. Будете только вы, мы и Макгрудеры. Знаете, Диана, а вы понравились Улке. Она хочет, чтобы вы приехали. Нет, вы слышали? Чтоб ей кто-то вообще понравился! Нет, ради Бога, мы сто лет знакомы с Вэнсом, мы любим этого с-сукина сына, и прекрасно, что он избавился от своей английской лесбиянки, уж вы мне поверьте! Но, ч-честно говоря, эта Улка мне не по душе. Она… да она просто зомби, вот что она такое! Мне не следовало так говорить, но я слегка поддала, мои дорогие. Ну так вот: приезжайте сюда к девяти утра, о’кей?
По пути домой Дэна призналась:
— Я боюсь лошадей.
— Расскажи лучше, как твои успехи?
— А ты разве не слышал? Я ей понравилась. Но разговорить ее мне так и не удалось, Трэв, у этой малышки воистину очень ограниченные реакции. Когда-то у меня была одна такая знакомая — в конце концов у нее обнаружили гиперфункцию щитовидной железы. Она всегда была такая вялая, спала по четырнадцать часов в сутки и не способна была следить за беседой. Поверь мне, милый, я старалась. Действительно старалась. Провела наедине с ней почти сорок минут. Пыталась вставлять разные ключевые слова в разговор, чтобы вызвать хоть какую-то ответную реакцию. После долгих усилий я наконец вытянула из нее, что ее супруг играл в покер в прошлую среду, всю ночь. Он обожает хорошую партию в покер, поведала мне она. И сказала, что вернулся он только в четверг, незадолго до полудня. И все это я из нее чуть ли не выколачивала силой.
Я не сказал Дэне, что мне не по себе. Я чувствовал, что игра уходит из наших рук. Ведь я сделал ход. И что же? Либо Макгрудер невинен как дитя, либо он тоже сделал свой ход. Я решил действовать так, словно он сделал ход. Жестокость — падчерица отчаяния.
Одежду для верховой езды нам обоим пришлось позаимствовать у хозяев дома. Штаны Гленна Барнуэзера были мне коротковаты и велики в поясе. У Дэны же возникла несколько иная проблема с саржевыми бриджами Джоан — в талии они оказались ей в самый раз, длина тоже нормальная, но на бедрах они чуть ли не лопались. Пока конюхи седлали лошадей, Джоан раздала нам лечебные дозы коктейля с лимонным соком. Затем распределила лошадей. Дэне, как новичку, досталась довольно-таки упитанная и добродушная кобылка. Я получил желтовато-серого жеребца с головой, напоминающей отбойный молоток, и с угрожающе вращающимся глазом. Почуяв явно неопытного седока, он попытался укусить меня за ногу и одновременно шмякнуть об столб. Вонзив ему в бока шпоры и слегка шлепнув, я принудил его к покорности — впрочем, весьма сомнительной. Когда наша процессия двинулась вверх по пологому склону, разнося по окрестностям болтовню наездников и фырканье лошадей, я отметил, что Джоан и Вэнс, бесспорно, сидят в седле лучше всех в нашей группе. Идеальная осанка, локти, пятки — все, как надо. Они двигались, словно слившись воедино с животными. Гленн на крупном рыжем жеребце немногим им уступал. Наши с Улкой успехи были примерно на одном уровне. Она просто восхитительно смотрелась в светло-голубом джинсовом костюме, на белокурой головке — сдвинутая на затылок белая ковбойская шляпа, подвязанная шнурками под подбородком. Улка казалась значительно веселее, чем была накануне. А вот Вэнс имел жалкий вид. Бледный, несмотря на загар; глаза налились кровью. Прежде чем сесть в седло, он залпом проглотил, один за другим, три коктейля, пытаясь подавить в себе сильное напряжение, которое угадывалось в каждом его движении и жесте.