Подняв здоровую левую руку между нами и раскрыв ладонь на уровне ее груди, я внезапно резко выпрямил руку, отбросив Лайзу, словно катапультой, назад. Предпринимая бесплодные попытки уцепиться за что-нибудь, она проскользила по гладкому жесткому полу, приземлилась на белый пушистый коврик и прокатилась на нем, как на санях, аж до очередного собственного портрета, на котором чрезмерно сентиментальный художник выписал ее лик в окружении светящегося нимба.
Волосы выбились из прически и закрыли ей часть лица. Она вскочила, рывками натягивая трикотажные брючки на белые трусики.
— Какого черта! — взвизгнула она. — Господи Иисусе, Макги, вы мне чуть копчик не сломали!
Неторопливо поправив повязку, я направился к двери.
— Ну что ж, крошка Ли, — произнес я. — Я возьму этот скудный гонорар. И вам нет нужды пытаться его подсластить. Для вас это не будет ничего значить, а для меня — и того меньше.
И вышел, а вдогонку мне неслись трехэтажные фразы и стадо фарфоровых слоников — их ведь у нее целая коллекция. Швыряла она быстро, но не слишком метко.
Я вышел на улицу. Под ногами похрустывал первоклассный коричневый гравий… Мимо проехала поливочная машина, окропляя брызгами сочные зеленые листья. Кореец выпустил меня за ворота. Куцый гонорар не слишком оттягивал карман. Я остановился, вынул руку из перевязи и запихал бинт в карман. Рука еще не очень-то слушалась, так что я зацепился большим пальцем за ремень брюк.
Я брел и думал, как по фатальному стечению обстоятельств можно потерять такую хорошую женщину. Через забор увидел, как пятеро маленьких девчушек, повизгивая, забавляются с брызгалками, пуская во все стороны радужные и серебристые струи… Какой-то пес мне улыбнулся.
Потерять такую женщину — и столь нелепым образом!.. Судя по всему, пешеходов здесь не особенно жаловали. Обходительные копы остановили меня, задали несколько вежливых вопросов и любезно препроводили на ближайшую стоянку такси. Я уселся в первое попавшееся такси. Единственным местом, куда я мог поехать, был отель, а ехать туда мне совершенно не хотелось, но ничего другого в голову не приходило.
Когда мы остановились у очередного светофора, я заметил какой-то магазин, волшебно манящий огнями вывески, и спросил у водителя: не знает он случайно, не продают ли здесь приворотное зелье? Он ответил, что ежели мне что надо, ну… в этом смысле, так это он мигом устроит, стоит только намекнуть… Я вернулся в отель, а семьдесят минут спустя уже летел в Майами.
ВЯЧЕСЛАВ ДЕГТЕВ
КРЕСТ
Я шел из Владивостока в порт Ванино. Рейс был последний в сезоне. Шансов успеть до ледостава почти не оставалось. Из Ванино сообщали, что у них на рейде раз-другой уже появлялись льдины. Я недоумевал: зачем послали так поздно? Однако надеялся, что зима припозднится и удастся проскочить или еще как-то повезет. Тихая и теплая погода в Японском море давала основания для таких надежд.
На борту у меня был «особый груз» — осужденные священнослужители, высшие иерархи духовенства: епископы, экзархи, настоятели монастырей. Надо сказать, однажды мне уже приходилось переправлять подобный «груз» — страшно вспомнить… в этот раз — совсем другое дело. Ни тебе голодовок, ни поножовщины, ни шума, ни крика. Охранники мучились от скуки. Они даже гулять попов стали выпускать на палубу, не боясь, что кто-нибудь из осужденных бросится за борт. Ведь самоубийство для верующего — самый тяжкий грех. На прогулках святые отцы чинно ходили по кругу, худые, прямые, в черных длинных одеждах, ходили и молчали или переговаривались полушепотом. Странно, но, кажется, никто из них даже морской болезнью не страдал, в отличие от охранников, всех этих мордастых увальней, которые, чуть только поднимется небольшая зыбь, то и дело высовывали рожи за борт…