Посетитель тяжело вздохнул.
— Понимаю ваши чувства, понимаю. Но ничем не могу помочь. К тому же и на подготовку человека к засылке в выбранный параллельный мир требуется не менее года.
— Что ж, нам ничего не остается, как принять ваши условия, — сказал американец.
— Прекрасно, мистер Роулинсон.
Блаут-Блачев отпил из фарфоровой чашечки кофе, американец последовал примеру хозяина кабинета.
— Чудесный кофе, не правда ли?
— Отличный, — согласился мистер Роулинсон. — Кстати, в чем суть проекта «Троцкий»?
Вопрос американца очень понравился Блаут-Блачеву, ему вообще очень нравилось, когда проявляли повышенный интерес к проектам, осуществляемым посредством имплантатора.
Генеральный директор расцвел улыбкой и пустился в объяснения:
— Российских историков чрезвычайно заинтересовал вопрос, как бы сложилась судьба страны, окажись у власти не Сталин, а Троцкий. Нам удалось определить пространство-время, в котором после смерти Ленина у руля государства встал именно Лев Давидович… Сейчас эксперимент близок к завершению. Так вот, Троцкий продержался во главе государства лишь до тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Он слишком много думал о мировой революции и слишком мало занимался упрочением своей власти. В конце концов его выслали на… Принцевы острова. Похоже, Льва Давидовича убьют где-то между тысяча девятьсот тридцать девятым и тысяча девятьсот сорок первым… Кстати, мистер Роулинсон, вы уже придумали название для вашего проекта?
— «Булгаков», — последовал лаконичный ответ.
Его внесли в камеру, бросили на койку и ушли. Стукнул засов двери. Джек находился в бессознательном состоянии, и в чувство его привела именно боль в ушибах, усилившаяся во много раз при падении тела на кровать. Боль была столь сильна, что не только привела Джека в чувство, но на несколько секунд вновь отключила его от действительности. Молодой человек медленно извивался на своей койке, точно раздавленный червь, отыскивая позу, при которой страдания оказались бы хоть чуточку слабее. Но тщетно — новая поза несла и новые мучения, ибо в одних ушибах боль становилась слабее, зато в других усиливалась до нетерпимости.
Джек несколько раз громко выругался. Сначала по-английски, потом и по-русски. Его учителя могли гордиться — они отлично обучили его русскому, включая нецензурщину.
— …!
— Больно?
Джек не сразу понял, что вопрос предназначался именно ему. Значит, в камере был второй арестант.
— Больно?
— Да поехал ты к… матери! — прохрипел в сердцах Джек.
Сокамерник в ответ тихо хмыкнул и сказал:
— Ну зачем же коверкать великий, могучий и правдивый русский мат. Впрочем, вам это простительно. Вы, я вижу, иностранец. Правильно будет — не поехал ты к такой-то матери, а пошел ты…
Джек страшно озлился. Тут никак не займешь нужное положение тела в пространстве, а этот хмырь читает ему наставления по русскому мату. Эх, встать бы на ноги да врезать этому филологу по морде. Чтоб не щеголял своим знанием русского нецензурного. Да разве встанешь.
Внезапно Джек почувствовал ладонь у себя на лбу.
— Погодите, голубчик, я сейчас осмотрю вас.
Странно, осторожное прикосновение ладони к разгоряченной голове успокаивало, а, главное несколько ослабило боль в ушибах. Джек открыл глаза и увидел рядом с собою мужчину лет сорока пяти — сорока семи. Был он высок, строен, светловолос и голубоглаз. Черты лица— прямые, взгляд — добрый. Незнакомец словно излучал застенчивое сострадание.
— Осматривайте! — согласился Джек. — Меня уже осматривала какая-то стерва в белом халате. Сразу после окончания допроса. Сказала, кости целы.
Незнакомец расстегнул на Джеке одежду и принялся за осмотр.
— Целы ваши кости, — наконец сказал он. — Ребята эти знают свое дело.
Джек разрыдался.
— От обиды плачете? — поинтересовался Голубоглазый.
— Точно. От обиды — Джек попытался кивнуть в ответ человеку, но не сумел: из-за сильной боли, вспыхнувшей в ушибах при одном лишь намерении пошевелить шеей. — Ну какой же я шпион?! Я американский коммунист. Джек Блэйк. Рабочий. Приехал в Советский Союз, чтобы помочь строить новую жизнь. А они… Да меня в Новом Орлеане три года назад в полицейском участке и вполовину так не отделали, как здесь.
Голубоглазый между тем разорвал носовой платок на несколько частей, смочил их водою из алюминиевой кружки и осторожно наложил влажные лоскутки на самые сильные ушибы. Джеку стало чуть — чуть лучше.