Убытки?! Дьявол с ними! Дери их черти! В конце концов, богатство должно приносить удовольствие. Кому-то оно позволяет сладко есть и сладко пить, кому-то — путешествовать по свету с величайшим комфортом, кому-то — ничего не делать. Один собирает коллекцию картин, другой швыряет деньги на красоток. Нет, это все не для него, Чарлза Спенсера Роулинсона. Богатство предоставило ему удовольствие совсем иного рода. Оно не толкнуло его на путь гурманов, коллекционеров, женолюбов. Богатство направило его по дороге, которой в начале двадцатого века пошел Парсифаль Ловелл, американский богач, миллионер. Он имел почти все: от шикарного дома до прекрасной прогулочной яхты и вдруг заболел. И чем бы, вы думали? Астрономией. Он жертвует деньги на постройку обсерватории, он лично ведет наблюдение Марса, он, наконец, загорается идеей открыть транснептуновую планету. И ее находят, правда, уже после смерти миллионера-астронома, но находят все-таки благодаря ему, его энергии, его богатству. Планету называют Плутоном, и одно из обозначений вновь открытого небесного тела имеет вид Р — соединенные латинские буквы Р и L; две начальные буквы имени Р2 и to — Плутон, но одновременно и инициалы человека, носившего имя Parsifal Lowell — Парсифаль Ловелл. В конце концов любая изысканная пища и любые изысканные напитки превратятся в шлаки. Сексуальное удовольствие со временем сотрется из памяти. Но вот символ L будет существовать до тех пор, пока существует благородная наука астрономия. Нет, ему, Чарлзу Спенсеру Роулинсону, куда понятнее Альфред Нобель и Парсифаль Ловелл, чем какой-нибудь Гаргантюа Джонс или Ловелас Смит.
От благородных размышлений Роулинсона отвлек голос его личного секретаря:
— Сэр! Вы уже двадцать минут думаете над очередным ходом.
— Ох, Хэмп, извини. Задумался совсем о другом. Ну что ж… Пожалуй, я схожу вот так, — и мистер Роулинсон сделал ход слоном. Ход оказался крайне неудачным.
— Сэр! Боюсь, вы проиграли, — с сожалением сказал Видом.
— Это еще почему?
— А вот почему. Я меняю своего коня на вашего слона и перехожу в выигрышное для меня окончание.
— Похоже, так.
Резким движением руки Роулинсон смешал на доске шахматные фигуры, признавая тем самым свое поражение.
— Сэр! Ну зачем переживать. Конечно, убытки могут быть велики в случае отрицательного результата…
— Хэмп! — тон Роулинсона, перебившего своего секретаря, был раздраженным. — Ну сколько раз я должен рассказывать тебе про Парсифаля Ловелла. Нет, ты все-таки стопроцентный американец. Деньги — превыше всего! Хэмп! Я уважаю Его Величество доллар! Но в первую очередь за возможность благодаря ему ублажать свое хоби. Хэмп! Даже Блаут-Блачев понял, что я прежде всего горячий поклонник русской литературы и, в частности, творчества Михаила Булгакова, а уж потом владелец мультимиллионного счета в банке. Конечно, окажись моя гипотеза верной, и затраченные миллионы окупятся с лихвою. Мы сделаем документальный фильм под названием «Тайна гения», мы продадим телевидению за баснословные деньги право показывать возвращение разведчика в нашу вселенную. Фирмы выложат нам бешеные деньги за право использовать его имя и изображение на своей продукции. Но окажись мое предположение неверным, и я буду убит; нет, не из-за денежных убытков, совсем других. Русский писатель, которому я поклоняюсь, окажется не столь великим, как я думал. В его посмертной славе окажется значительный процент «любезности времени».
— Чего?!