— Да?
— Более того, именно этот револьвер вы носили, не так ли?
— Я бы очень удивился, если бы это было так.
— Почему?
— Я служил офицером на авианосце. Зачем там револьвер?
— Но вам его все-таки выдавали.
Оверлэнд потер подбородок.
— Господи, это было так давно. Может быть, выдавали, но я не помню.
Вот этому я не мог охотно поверить. Оверлэнд верно сказал: оружие не оставляет человека равнодушным.
— Во всяком случае, — продолжал Оверлэнд, — было бы слишком большим совпадением, если б сейчас вдруг всплыл именно тот револьвер — после стольких лет.
— Да, конечно, — усмехнулся Барнс. — С другой стороны, это не было бы никаким совпадением, если б вы оставили его себе тогда и сейчас использовали для убийства. Или купили другой такой же…
Оверлэнд закурил сигарету, движения были резкие, злые.
— Я даже не видел такого револьвера с тех пор. Как бы вы ни старались, вы меня с ним не увяжете.
Барнс встал и потянулся.
— Ну, тогда все. Спасибо, что зашли.
Оверлэнд, казалось, удивился, что беседа уже закончилась.
— Ну, будьте осторожны, ребята, — сказал он на прощание.
Барнс подошел к телефону и набрал номер Фарриса.
— Хелло, Оливер? Это Барнс. Не могли бы вы заглянуть ко мне в офис. Я хочу вам кое-что показать.
Я не понимал, что он собирается сделать. Мне казалось бесполезным расспрашивать этих людей о револьвере. Все они умели держать себя в руках. Неужели он думал, что преступник сломается и начнет во всем признаваться, если показать ему оружие?
Фаррис пришел очень озабоченный.
— Только побыстрее, — сказал он. — У меня встреча с клиентом через десять минут.
— Я просто хотел сообщить вам, — сказал Барнс, — что полиция нашла орудие убийства. — Он в третий раз открыл обувную коробку.
— В самом деле? — сказал Фаррис, заглядывая в коробку. — А где его нашли?
— Шанк не говорит. Но исследование показало, что Харкинс был убит именно из этого револьвера. Вот, возьмите.
Фаррис неохотно взял револьвер, он держал его так, будто боялся запачкаться. Рассмотрел со всех сторон. Мне показалось, что дольше всего он смотрел на основание рукоятки, где должны стоять инициалы. Но вид у него был рассеянный, и он вполне мог думать о чем-то другом.
— Очень странно, — сказал наконец Фаррис. — Когда искали первый раз, ничего не нашли. А это откуда взялось? — Он осторожно положил револьвер на стол.
Барнс пожал плечами.
— Шанк объяснит рано или поздно.
— Не понимаю, — сказал Фаррис.
— Это, — начал Барнс очень ровным голосом, — тот самый револьвер, который был у вас во время войны.
Фаррис негодующе уставился на Барнса.
— Вы хотите сказать, что я застрелил Пита Харкинса?
— Я хочу сказать, что вы владелец этого револьвера.
— Смешно.
— Вы утверждаете, что у вас никогда не было револьвера тридцать восьмого калибра?
— Вот этого, который вы мне показываете, у меня не было.
— Но вы признаетесь, что аналогичный у вас был?
— Признаюсь? С кем, по-вашему, вы разговариваете? С рассыльным?
— Я пытаюсь установить, был ли у вас когда-либо револьвер тридцать восьмого калибра. Буду очень признателен, если вы дадите мне прямой ответ.
Фаррис прикусил нижнюю губу.
— Был у меня револьвер, да. В армии. С тех пор я его не видел.
— Значит, вы не можете точно знать, что это не ваш револьвер.
Фаррис подошел к окну, сунул руки в карманы. Потом повернулся и сказал:
— Времени прошло много, но я совершенно уверен: это не мое оружие. У моего револьвера была очень заметная царапина на стволе. Ну ладно, я уже говорил, что мне некогда. — Он быстро пошел к двери. Открыв ее, сказал: — Так вот за какую ерунду мы платим три сотни долларов в день.
— Кажется, вы только что потеряли клиента, — сказал я, когда дверь закрылась.
— Наш клиент — Хэммерсмит Трэпп, — раздраженно ответил Барнс.
Он опять принялся мучить телефон. А я решил взглянуть на Изабель. Уж коли мы собираемся пожениться, надо привыкать к новому положению.
Она сидела за столом, но не печатала, а просто смотрела в пустоту.
— У меня есть неопровержимые доказательства, что ты легавый, — заявила Изабель.
— Легавый — это полицейский. Частного детектива, насколько мне известно, не называют легавым, — пояснил я.
— Ты — частный детектив. Наверно, все девушки падают в обморок от восторга.
Я сел на ее стол.
— Ну, ну. Ревновать не надо. И постарайся не думать о том, какой я привлекательный.