Господи, подумал я, ну почему мне обязательно надо было натолкнуться на эту Линду Бейли?! Эта кумушка всегда любила совать нос в чужие дела, от нее нельзя было ждать ничего хорошего.
Корзинки раскупались быстро, их на столе осталось совсем немного. Джордж, судя по всему, начал уставать, во всяком случае, он действовал уже не так энергично, как прежде. Быть может, сказал я себе, мне следует все же купить какую-нибудь корзинку, хотя бы только для того, чтобы показать, что я здесь не чужой.
Я огляделся, но Линды Бейли нигде не было видно. Очевидно, я ее полностью разочаровал, и она меня покинула. Думая о ней, я почувствовал прилив гнева. Какое она имела право требовать, чтобы я оградил дочку священника от ухаживаний какого-то неотесанного деревенского парня?!
На столе остались только три корзинки, и Джордж поднял одну из них. Она была довольно маленькой и украшена очень скромно. Держа корзинку над головой, Джордж вновь ринулся в бой, хотя и с меньшим пылом.
Последовало два или три предложения. Когда цена корзинки поднялась до трех с половиной долларов, я предложил четыре.
Один из стоявших у стены парней набавил цену до пяти долларов. Я посмотрел в их сторону и увидел, что все трое злорадно ухмыляются.
— Шесть долларов, — сказал я.
— Семь, — немедленно откликнулся кто-то из парней.
— Предложено семь долларов, — проговорил несколько ошеломленный Джордж, так как эта цена была самой высокой за весь аукцион. — Быть может, кто-нибудь желает набавить цену до семи с половиной или даже восьми долларов?
Несколько секунд я колебался. Я был уверен, что первые предложения поступили не от парней. Они присоединились только после того, как я сделал свое предложение. Было совершенно ясно, что они меня дразнят, и все присутствующие прекрасно понимают это.
— Восемь? — спросил Джордж, глядя на меня.
— Нет, — ответил я, — не восемь, а десять.
Джордж чуть не поперхнулся от изумления.
— Десять, — крикнул он — Быть может, кто-нибудь желает предложить одиннадцать?
Он посмотрел на стоящих у стены парней, которые ответили ему свирепыми взглядами.
— Кто предложит одиннадцать долларов? — спросил он снова. — Надбавка не меньше доллара. Итак, одиннадцать…
«Одиннадцать» не сказал никто. Направляясь к сцене, чтобы заплатить деньги и получить корзинку, я взглянул туда, где стояли парни, но их и след простыл.
Отойдя в сторону, я открыл крышку. Сверху, на завтраке, лежал листок бумаги, на котором было написано: «Кэти Адамс».
ГЛАВА 8
Зацветала первая сирень, и в прохладном вечернем воздухе чувствовался слабый намек на то благоухание, которое в ближайшие несколько недель наполнит все улицы этого маленького городка. Ветер с реки раскачивал подвешенные на перекрестках уличные фонари, и свет от них метался по земле из стороны в сторону.
— Я рада, что все наконец позади. И концерт, и аукцион, да и учебный год тоже. Но в сентябре я вернусь.
Я взглянул на идущую рядом девушку, которая сейчас ничем не напоминала матрону, встретившуюся мне сегодня утром в магазинчике Джорджа Дункана. Она сняла очки и сделала что-то со своими волосами и теперь уже не выглядела классной дамой. Защитная окраска, подумал я, попытка представить себя здешнему обществу именно такой, какой оно желало ее видеть. И это было досадно, так как, по существу, она была очень хорошенькой.
— Вы сказали, что вернетесь сюда в сентябре, — произнес я. — Где же вы собираетесь провести лето?
— В Геттисберге.
— В Геттисберге?
— Геттисберг, штат Пенсильвания, — пояснила она. — Я родилась в этом городе, и там все еще живут мои родные. Я езжу туда каждое лето.
— Я был там только несколько дней назад, — сказал я. — Останавливался по пути сюда. Провел там два дня, ходил по полю сражения и думал о том, что происходило на нем более ста лет назад.
— А до этого вы никогда там не бывали?
— Только раз. Много лет назад. Я был тогда молодым неопытным репортером и жил в Вашингтоне. В Геттисберг я попал с автобусной экскурсией, которая меня разочаровала. Я решил, что когда-нибудь приеду туда один, чтобы без всякой спешки полазить по всем уголкам и посмотреть все, что хочется.