— И на этот раз вам, как я понимаю, это удалось?
— Да. Целых два дня я жил в прошлом, дав волю своему воображению.
— Для нас это потеряло свою новизну, — произнесла со вздохом Кэти. — Мы ко всему уже привыкли. Конечно, мы гордимся, что живем в таком знаменитом месте, но удовольствие в основном получают туристы. Для них это все внове, и потом, они смотрят на все другими глазами.
— Возможно, вы и правы, — сказал я, хотя на самом деле так не думал.
— А вот Вашингтон, — проговорила Кэти, — я люблю. Особенно мне нравится Белый дом. Он меня просто зачаровывает. Я готова часами стоять там у железной ограды и просто смотреть на него.
— В этом вы не одиноки, — заметил я. — У ограды всегда толпится народ.
— Мне очень нравятся белки, которые там живут, — сказала Кэти. — Они такие нахальные. Подходят к самой ограде и выпрашивают лакомства, а некоторые, самые смелые, даже вылезают на тротуар, нюхают землю около твоих ног, а потом садятся рядом и смотрят на тебя своими маленькими, круглыми, как бусинки, глазами.
Я рассмеялся, вспомнив белок.
— Вот уж кто поистине добился всего в этой жизни.
— Похоже, вы им завидуете.
— Возможно, — согласился я. — Они, по существу, живут весьма просто, тогда как мы, люди, невероятно усложнили свою жизнь. Быть может, мы сейчас живем и не хуже, чем раньше, но дело не в этом. Главное, что ничего не улучшается и всегда можно ожидать чего-то худшего.
— Вы собираетесь написать об этом в своей книге? — спросила Кэти.
Я взглянул на нее с удивлением.
— Не удивляйтесь, — проговорила она. — Все в городке знают, что вы приехали сюда, чтобы написать книгу. Интересно, догадались ли они об этом сами, или вы все-таки кому-то рассказали?
— Мне кажется, я упомянул об этом в разговоре с Джорджем.
— Вполне достаточно. Стоит вам что-нибудь сказать хотя бы одному человеку, и через три часа все становится известным целому городку. Еще до полудня все будут знать, что вы провожали меня домой, а на аукционе заплатили за мою корзинку десять долларов. Зачем вы все-таки это сделали?
— Не подумайте только, что я хотел пустить пыль в глаза. Конечно, мне не следовало этого делать, но те трое парней…
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — прервала меня Кэти. — Это были сыновья Бэлларда и младший Уильямс. Не стоило обращать на них никакого внимания. Им хотелось вас проучить. Вы только что прибыли, да еще из столицы. Они просто не могли не попытаться…
— Похоже, я их проучил, — заметил я. — Хотя, конечно, я поступил глупо; мне не стоило им уподобляться.
— Сколько времени вы здесь пробудете?
Я улыбнулся.
— Когда вы вернетесь сюда в сентябре, я все еще буду здесь…
— Но я совсем не это имела в виду…
— Знаю. На книгу уйдет какое-то время. Хочется создать нечто лучшее, чем то, что я написал до сих пор, а для этого нужно время. И потом, я соскучился по рыбалке. Все прошедшие годы я мечтал о ней. А осенью я, может быть, и поохочусь. Здесь, судя по всему, должно быть много уток.
— Думаю, что да, — сказала Кэти. — У нас многие охотятся на них осенью, и тогда неделями все только и говорят, что о прилете уток.
Вот так все и пойдет своим чередом. В этом-то и заключалась вся прелесть таких мест, как Пайлот-Ноб. Здесь ты всегда знал, о чем думают другие, и в любой момент мог присоединиться к разговорам у печки в магазинчике Джорджа Дункана. Говорили обычно о прилете уток, о том, как клюет рыба в Прокторе Слау, об урожае, спасенном благодаря прошедшему накануне дождю, или об ужасной грозе, в результате которой полег весь ячмень и овес. У печки, я помнил, всегда стоял стул для моего отца, которого здесь все уважали. И сейчас, идя рядом с Кэти по ночным улицам Пайлот-Ноба, я вдруг подумал, а поставят ли и для меня там когда-нибудь стул?
— Вот мы и пришли, — произнесла Кэти, сворачивая на дорожку, которая вела к утопающему в зелени большому двухэтажному особняку.
Я остановился и принялся внимательно разглядывать дом, пытаясь вспомнить, кому он принадлежит.
— Это дом Форсита, — напомнила мне Кэти, — банкира Форсита. Я уже три года снимаю здесь комнату, с тех самых пор, как начала преподавать в Пайлот-Нобе.
— Но ведь банкир…
— Да, он умер. Уже давно, лет десять тому назад. Но его вдова по-прежнему живет здесь. Она уже совсем старая женщина. Почти ничего не видит и ходит с палочкой. Говорит, что ей одной тоскливо в таком большом доме. Поэтому она и согласилась сдать мне комнату.
— А когда вы уезжаете?