— Постарайтесь заснуть, — произнесла Кэти. — Вам необходимо отдохнуть. Хотите аспирин?
— Никакого аспирина, — ответил я. — Голова у меня не болит.
Однако то, что происходило со мной, было намного хуже любой головной боли. Это был не сон, так как я, по существу, не спал. Все время, пока в моем мозгу прокручивались эти странные картины, я сознавал, что еду в машине, замечал смену пейзажа и проезжавшие мимо автомобили, слышал шум мотора. Но все это словно происходило где-то вдали, не со мной, и никак не влияло на те видения, что сами собой возникали в моем мозгу.
И вот… я снова на равнине. Пустынная безбрежная даль — ни холмов, ни скал, ни деревьев. Простирающееся над равниной небо такое же пустое — ни солнца, ни звезд, ни даже облаков. Непонятно, день это или ночь — слишком темно для дня, слишком светло для ночи. Откуда-то вдруг приходит мысль: может, здесь всегда царят сумерки и ночь так никогда и не наступает? Неожиданно издалека до меня доносится протяжный вой, который я сразу же узнаю, — я уже слышал его однажды, когда выходил из своего номера в мотеле на улицу подышать перед сном свежим воздухом. В страхе озираюсь по сторонам, пытаясь определить, откуда идет звук, и вдруг вдали, у самой линии горизонта, замечаю черный силуэт, смутно вырисовывающийся на фоне серого неба. Это то самое морское чудовище, что атаковало меня на реке. Я не мог бы спутать ни с чем эту длинную гибкую шею и пилообразный спинной плавник.
Я бегу, хотя бежать мне некуда и спрятаться негде. И тут понимаю, что это за место. Оно существовало и будет существовать вечно, здесь никогда ничего не происходило и никогда ничего не произойдет. Внезапно в волчий вой включается какой-то новый звук. Он напоминает одновременно и шелест, и шорох, и шипение. Резко оборачиваюсь и внимательно осматриваю землю. Я вижу их почти сразу же — целое сонмище извивающихся змей, которые ползут прямо на меня. Я бросаюсь наутек. И тут до меня доходит, что это самое безопасное место на свете и бегу я лишь от своих страхов. Но я не в силах остановиться и продолжаю бежать. До меня по-прежнему доносится вой волков, который не приближается и не удаляется, и все так же шуршат за моей спиной змеи. Я чувствую, что начинаю слабеть. Вскоре у меня перехватывает дыхание, и я падаю. Поднявшись, снова бегу и снова падаю. На этот раз я не поднимаюсь, а лежу на месте. Мною вдруг овладевает полное безразличие ко всему. Мне все равно, что произойдет, хотя что здесь может произойти! Я лежу и жду, и меня окутывают тьма и безысходность.
Я проснулся внезапно, как от толчка. Не было ни шума мотора, ни шуршания шин по асфальту, вообще ничего, что говорило бы о движении. Кругом царила тишина, и с легким ветерком до меня доносился нежный цветочный аромат.
— Хортон, — прозвучал встревоженный голос Кэти. — Произошло нечто странное.
Я приподнялся и протер глаза.
Машина стояла, но не на шоссе, а на изрытой колеями проселочной дороге, которая, петляя между валунами, цветущим кустарником и деревьями, вела куда-то вниз. Между колеями росла густая трава, и вокруг не было ни души.
Похоже, мы находились на гребне высокого холма или горы. Весь склон был сплошь покрыт лесом, но здесь, наверху, росло лишь несколько деревьев. Но каких! В основном это были древние могучие дубы. Их мощные ветви от времени искривились и были изборождены многочисленными трещинами, а стволы покрывал толстый слой лишайника.
— Я ехала по шоссе, — продолжала потрясенная Кэти, — и не так уж и быстро — пятьдесят миль, — как вдруг шоссе исчезло и мотор заглох. Но ведь этого просто не может быть! Как могло такое произойти?!
Я снова протер глаза, не столько для того, чтобы прогнать сон, сколько убедиться, что не сплю.
— Все произошло так внезапно. Я не почувствовала ни снижения скорости, ни толчка. И потом, как мы могли вдруг съехать с шоссе?