Идея отправиться в харчевню меня тоже не привлекала — мне вообще не нравилось происходящее, но Кэти была права — мы не могли вечно сидеть здесь, на холме, и чего-то ждать.
Я поднял Кэти и перенес на капот. Закрыв машину и сунув ключи в карман, я снова взял девушку на руки и отправился вниз по тропе.
— Вы забыли биту, — произнесла она.
— Не забыл, просто у меня руки заняты.
— Я могла бы держать ее.
— Скорее всего она нам не понадобится, — сказал я, продолжая спускаться с большой осторожностью, так как боялся поскользнуться и упасть.
Сразу же за столбом с вывеской дорога снова делала крутой поворот, огибая беспорядочное нагромождение гигантских валунов. Обойдя их, я увидел в отдалении, на гребне горы, замок. От неожиданности я остановился как вкопанный. Удивительное зрелище открылось моему взору. Припомните все те прекрасные, великолепные, романтические изображения замков, которые вы когда-нибудь видели, и, взяв от каждого самое лучшее, сложите все это вместе. Забудьте все, что вы когда-либо читали о замке, как о дурно пахнущем, грязном, продуваемом ветрами жилище, и вообразите вместо этого волшебный дворец из сказки, Камелот короля Артура или замки Уолта Диснея. Сделайте это, и вы, возможно, получите приблизительное представление о том, как выглядел этот.
Он был соткан из грез, этот замок — олицетворение романтического, рыцарского духа былых эпох. Он стоял во всей своей сверкающей белизне, на гребне дальней горы, и на его шпилях и башенках развевались разноцветные флаги. Сооружение было настолько совершенным, что с первого взгляда становилось понятным, что этот замок — единственный в своем роде и другого такого нет и не может быть на свете.
— Опустите меня, пожалуйста, на землю, Хортон, — произнесла Кэти. — Я хочу просто так посидеть немного и посмотреть на него.
Как вы могли, зная, что здесь находится такое чудо, ни словом не обмолвиться.
— Но я не знал, — возразил я. — Я как увидел столб с вывеской, так сразу же повернул назад.
— Может быть, нам лучше пойти к замку, а не в харчевню.
— Можно попробовать, — ответил я. — Думаю, туда должна вести какая-нибудь дорога.
Я опустил Кэти на землю и присел рядом.
— Мне кажется, — сказала она, — нога болит уже не так сильно. Думаю, смогу доковылять до замка.
Я посмотрел на ее ногу и покачал головой. Об этом не могло быть и речи, лодыжка сильно распухла.
— Когда я была маленькой, — продолжала Кэти, — замки виделись мне в каком-то романтическом сияющем ореоле. Но потом в колледже, изучая историю средневековья, я узнала, какими они были на самом деле. И вот сейчас я вижу перед собой замок, прекрасный и сияющий, именно такой, каким он представлялся мне в детстве.
— Благодаря вам он и возник, — сказал я, — вам и миллионам других маленьких девочек, в чьих романтических головках зародился его сияющий образ.
И это относилось не только к замкам, напомнил я себе. В этом мире сияли все фантазии, когда-либо зародившиеся в мозгу человека. Где-то здесь по реке плыл на своем плоту Гекльберри Финн, Красная Шапочка шла по лесной тропинке навстречу Серому Волку и Микки Маус совершал свои подвиги.
Но какова была цель всего этого? Или, может быть, здесь вообще не было никакой цели? Эволюция часто шла вслепую, и на первый взгляд могло показаться, что она не преследовала какой-то особой цели. Возможно, нам, людям, и не стоит искать в этом какую-то цель, так как наша человеческая природа не позволяет нам представить, а тем более понять другой вид существования, отличный от нашего собственного. Так, динозавры не могли бы воспринять идею (если, конечно, у них были какие-то идеи) человеческого разума, возникшего после них.
Но этот мир, сказал я себе, является частью человеческого разума. Все вещи, создания, идеи, существующие в этом мире, или измерении, или месте, являлись его порождением. Все это было продолжением человеческого разума, местом, где человеческая мысль была использована в качестве материала для создания нового мира и начала нового эволюционного процесса.
— Я могла бы весь день вот так сидеть и смотреть на замок, — сказала Кэти. — Однако нам пора отправляться в путь, если мы хотим когда-нибудь туда добраться. Но идти я, пожалуй, все же не смогу. Вас это не очень огорчает?
— Когда я воевал в Корее, мне однажды во время отступления пришлось тащить на себе раненного в бедро оператора. Мы слишком задержались и…