Всадник с конем, как и толпа, оставались недвижимы, и, с опаской наблюдая за ними, я ждал, что будет дальше. В таком месте, я знаю, может произойти все, что угодно. Я сознавал, конечно, ирреальность всего происходящего, но это меня не успокаивало — здешний мир жил по своим законам, и мерки, основанные на нормах поведения, принятых в человеческом обществе в двадцатом столетии, были здесь совершенно неприемлемы.
Конь медленно поднял голову. Толпа, видимо, в предвкушении какого-то зрелища, оживленно зашевелилась. С огромным, как мне показалось, усилием рыцарь выпрямился в седле и опустил копье. Я продолжал стоять перед дверью, с интересом ожидая дальнейшего развития событий.
Вдруг рыцарь что-то прокричал, и, хотя его голос был довольно громким и хорошо слышен в ночной тишине, я не сразу разобрал слова. В следующую секунду рыцарь поднял копье, и конь галопом понесся вперед. И только тут до меня дошел смысл его слов.
— Коварный злодей, — кричал рыцарь, — негодяй, грязный безбожник, приготовься защищаться!
И в этот момент я, к своему ужасу, понял, что слова рыцаря относятся ко мне. Конь мчался прямо к харчевне, а копье было направлено на меня. И Бог свидетель, у меня совсем не оставалось времени, чтобы приготовиться к обороне.
Я пустился бы наутек, прекрасно понимая, что перед рыцарем мне не устоять. Но времени у меня не было; к тому же, пораженный дикостью происходящего, я просто не в силах был сдвинуться с места и в течение тех нескольких секунд, показавшихся мне часами, что оставались до нашего столкновения, стоял неподвижно, глядя, как зачарованный, на приближающийся ко мне сверкающий наконечник копья. Доходяга конь мог, похоже, при необходимости развить довольно большую скорость. Сейчас он мчался по дороге, как страдающий астмой локомотив.
Наконечник копья был уже в нескольких футах от меня, когда я очнулся от транса, в котором все это время пребывал. Я резко отпрыгнул назад. Копье прошло мимо меня, но тут рыцарь потерял, видно, равновесие или конь, быть может, споткнулся — я не знаю, что это было, — но в последнюю секунду наконечник копья вдруг резко качнулся в мою сторону, и я инстинктивно выбросил вперед руки, чтобы отвести удар.
Копье вонзилось в землю и выгнулось, неожиданно превратившись в катапульту, так что основанием копья, застрявшим у рыцаря под мышкой, его выбросило из седла и подняло высоко в воздух. В этот момент конь резко остановился, согнутое копье распрямилось и с силой выпущенного из пращи камня несчастного рыцаря выбросило вперед. Он пролетел несколько ярдов по воздуху и рухнул в дальнем конце двора. Раздался лязг и грохот, как будто кто-то ударил молотом по наковальне.
Оставшиеся на дороге люди корчились от смеха. Некоторые из них хохотали, согнувшись в три погибели и обхватив себя руками, другие катались по земле, бессильные перед взрывами хохота, сотрясавшими их тела.
По дороге, спотыкаясь на каждом шагу, семенил лопоухий осел со своим одетым в лохмотья наездником — бедный терпеливый Санчо Панса вновь спешил на помощь своему хозяину, Дон-Кихоту Ламанчскому.
Я знал, что те, кто сейчас корчилися от смеха на дороге, сопровождали рыцаря лишь в надежде повеселиться. Они добровольно взялись нести факелы, чтобы освещать путь этому бедняге; они прекрасно понимали, что рано или поздно какое-нибудь из его нескончаемых злоключений обязательно повеселит их.
Я повернулся к харчевне — харчевни не было.
— Кэти! — закричал я. — Кэти!
Ответа не последовало. Внизу на дороге веселая компания по-прежнему помирала со смеху. В дальнем конце внутреннего дворика харчевни спешившийся Санчо Пансо пытался, но, кажется, безуспешно, перевернуть Дон-Кихота на спину. Но харчевня исчезла, а вместе с ней исчезли Кэти и колдунья.
Откуда-то из лесу, от подножия холма, донесся визгливый смех колдуньи. Я замер, и, когда смех раздался снова, определил направление и ринулся вниз. Я прошел через внутренний дворик и углубился в лес. Корни деревьев цепляли меня за ноги, ветви царапали лицо, но я продолжал бежать, выставив вперед руку, чтобы невзначай не налететь на дерево и не вышибить те последние мозги, которые у меня еще остались. Где-то впереди колдунья продолжала заливаться диким хохотом.
Если я ее схвачу, пообещал я себе, я заставлю ее доставить меня к Кэти или сказать, где та находится. Но мои шансы схватить колдунью были невелики. Неожиданно я налетел на огромный валун и упал. Поднявшись, побежал дальше вниз по склону холма. Все это время визгливый смех колдуньи, не удаляясь и не приближаясь, слышался где-то впереди и манил меня за собой. Я натолкнулся на дерево, но благодаря вытянутым вперед рукам не расшибся, хотя на мгновение мне показалось, что на обоих запястьях у меня хрустнули кости. Несмотря на все меры предосторожности, я все же зацепился за корень дерева и полетел кувырком. Приземлился я, однако, довольно мягко — на краю небольшого лесного болота. Я упал на спину, головой в болото, порядком наглотавшись при этом зловонной болотной воды, так что мне долго пришлось откашливаться и отплевываться, чтобы прийти в себя.