— Даже и не знаю что сказать, — ответила она. — Велосипед уже довольно старый и многого не стоит, и потом, сын ездит на нем за яйцами.
— Я хорошо заплачу, — сказал я.
Несколько минут женщина колебалась, потом произнесла:
— Я спрошу его об этом. Но мы можем продолжить наш разговор на кухне. Я все-таки поищу йод. Не хочу, чтобы вы ушли отсюда в таком состоянии.
ГЛАВА 18
Как и предсказывала женщина, на улице было настоящее пекло. От мостовой мне навстречу поднимались волны раскаленного воздуха; небо, казалось, превратилось в пышущую жаром плавильную печь, и при всем этом я не чувствовал ни малейшего дуновения ветра.
Вначале я с большим трудом управлял велосипедом, но через две мили мое тело припомнило ту информацию, которая была заложена в него в детстве, и я начал понемногу осваиваться. И все-таки мне приходилось нелегко. Однако это было лучше, чем идти пешком.
Я сказал женщине, что хорошо заплачу, и она поймала меня на слове. Мне пришлось выложить сотню долларов, так что я остался почти без денег. Сотню долларов за этот перевязанный проволокой древний драндулет, который стоил самое большее десять монет. Но надо было или платить, или идти пешком, а я спешил. И потом, сказал я себе, возможно, это и не так дорого в сложившейся ситуации. Если бы только у меня осталась лошадь! Не исключено, что лошадям и велосипедам скоро просто цены не будет.
По всей автостраде стояли неподвижные автомобили и грузовики, временами попадались автобусы, но людей нигде не было видно.
Я продолжал нажимать на педали, время от времени вытирая рукавом рубашки струившийся по лицу пот и мечтая о глотке воды, и какое-то время спустя достиг окраин Вашингтона.
Транспорт и здесь стоял, но мне встретилось много людей на велосипедах, а несколько человек были на роликовых коньках. На свете, по-моему, нет более смешного зрелища, чем человек в деловом костюме и с атташе-кейсом в руке, который едет по улице на роликовых коньках и пытается при этом сохранить независимый вид. Большинство людей вообще ничего не делали, а просто молча сидели на обочинах, ступеньках домов или на своих лужайках и в садиках. Некоторые, правда, занимались делами, но, похоже, без всякого энтузиазма.
Я остановился у небольшого, типично вашингтонского сквера со статуей посредине, скамейками под деревьями, кормящей голубей старой леди и питьевым фонтаном. Именно этот фонтан и привлек меня. После стольких часов езды на велосипеде в невыносимую жару у меня было такое чувство, будто рот набили ватой.
Задерживаться я не стал. Напившись и отдохнув несколько минут на скамейке, я снова сел на велосипед и поехал к Белому дому.
Приблизившись к нему, я заметил огромную толпу, которая заполнила весь тротуар и даже часть проспекта. Люди стояли молча, не сводя глаз с чего-то, находящегося, по-видимому, у самой ограды.
Кэти, подумал я! Именно здесь я и надеялся ее встретить. Но почему они все уставились на нее? Что происходит?
Я отчаянно заработал педалями и, достигнув толпы, спрыгнул с велосипеда. Бросив велосипед прямо на тротуаре, я ринулся в толпу, расталкивая всех на своем пути. Со всех сторон слышались брань и сердитые окрики, но я, не обращая на это никакого внимания, продолжал протискиваться вперед и вскоре оказался у самой ограды.
Конечно, это была не Кэти. Если бы я хоть на минутку задумался, я бы догадался, кого здесь встречу. Передо мной стоял Дьявол, Его Сатанинское Величество, короче говоря, мой старый знакомый — Черт.
Как и при нашей последней встрече, на нем была только грязная набедренная повязка — единственная дань приличиям, — над которой нависала безобразная жирная складка. В правой руке Черт держал хвост, которым пользовался как зубочисткой, ковыряя им в своих поросших мхом клыках. Небрежно привалившись к ограде и уперевшись раздвоенными копытами в трещину на асфальте, он бросал на толпу наглые взгляды, которые могли кого угодно вывести из себя. При виде меня он, однако, сразу же оставил свой хвост в покое и ринулся навстречу, обращаясь ко мне как к старому закадычному другу, которого, казалось, с нетерпением ждал.
— Приветствую тебя, герой! — трубил он, быстро приближаясь ко мне с распростертыми объятиями. — С возвращением домой из Геттисберга. Я вижу, ты ранен. Где это ты раздобыл такую миленькую повязку на голову? Она идет тебе.
Он уже приготовился заключить меня в свои объятия, но я увернулся. Очень уж я был зол на него за то, что он оказался там, где я надеялся встретить Кэти.