Старик продолжал что-то рассказывать, но, занятый своими мыслями, я его почти не слушал. Помню только, что он говорил об охоте на енота и о том, на какую наживку лучше всего ловить зубатку, и еще о чем-то в том же роде. Большую часть подробностей я, однако, пропустил.
Я допил самогон и, не ожидая приглашения со стороны старика, протянул ему свой пустой стакан. Он снова его наполнил.
Мне было очень хорошо и уютно. В печи потрескивали поленья, а на полке рядом с дверью в кладовку громко, но как-то очень по-домашнему тикали часы. Утром все снова войдет в привычную колею, и, выбравшись на нужную дорогу, которую я не заметил, я отправлюсь в Пайлот-Ноб. Но сейчас, сказал я себе, я могу просто сидеть здесь, ни о чем не думая, и отдыхать под мирное тикание часов. Я был уже здорово пьян и понимал это, но продолжал сидеть, пить и слушать, не тревожась о завтрашнем дне.
— Между прочим, — спросил я старика, — как у нас обстоят дела с динозаврами в этом году?
— Попадаются местами, — ответил он равнодушно, — но, похоже, они несколько измельчали по сравнению с прошлыми годами.
Ответив на мой вопрос, старик стал рассказывать о том, как однажды он срубил дерево и обнаружил в дупле мед. Потом вспомнил год, когда зайцы наелись астрагала и так одурели, что принялись гоняться про всей округе за медведем-гризли. Но это, должно быть, произошло не здесь, так как, насколько мне известно, в этих краях никогда не было ни астрагала, ни медведей-гризли.
Наконец я отправился спать. Помню, старик довел меня до кушетки и, пока я раздевался, стоял рядом, светя мне фонарем. Я снял пиджак и повесил его на спинку стула, потом разулся и аккуратно поставил туфли на пол. Покончив с этим, я ослабил галстук и лег на кушетку, которая оказалась очень удобной, как старик и обещал.
— Ты хорошо отоспишься здесь, — произнес он. — Гуляка всегда здесь спит, когда приезжает к нам. Гуляка здесь, а Заводила — на кухне.
И тут до меня дошло! Теперь я знал, кто он такой.
— Ты — Забулдыга Смит, — крикнул я ему, — и ты, и Гуляка Гугл, и Заводила, и Весельчак — вы все из комиксов.
Я попытался сказать что-то еще, но не смог. И потом, все это казалось сейчас не таким уж важным или удивительным.
Я снова лег, а Забулдыга Смит ушел, взяв фонарь с собой. Я лежал и слушал, как дождь барабанит по крыше.
Я уснул под шум дождя.
А проснулся — среди змей…
ГЛАВА 2
Меня спас страх — животный, леденящий сердце ужас, полностью сковавший мое тело на те несколько секунд, которые понадобились мозгу для оценки ситуации и принятия решения.
Прямо над моей грудью возвышалась отвратительная голова змеи. В любую секунду и так быстро, что только с помощью скоростной фотокамеры можно было бы это зафиксировать, змея могла поразить меня насмерть своими ядовитыми зубами.
Если бы в этот момент я шевельнулся, она бы на меня напала.
Но я не двигался… я не смог бы этого сделать, даже если бы захотел, так как страх, вместо того чтобы побудить мое тело к действию, вызвал полное оцепенение. У меня свело мускулы, а по телу пошли мурашки.
Ужасная чешуйчатая голова змеи была, казалось, вырезана из кости, а небольшие глаза тускло светились, как необработанные драгоценные камни. Под глазами у нее были небольшие углубления, с помощью которых она воспринимала тепловое излучение. Ее раздвоенный язычок мелькал как молния, пробуя, исследуя и передавая в крошечный мозг полученную информацию о том существе, на котором она сейчас оказалась. Тускло-желтое тело змеи покрывали более темные полосы, которые местами образовывали ромбовидный орнамент.
Она была огромной — быть может, не такой огромной, как мне со страху показалось в первый момент, — но все же довольно большой, и я чувствовал ее вес на своей груди.
Crotalus horridus horridus — полосатый гремучник!
Она знала о моем присутствии. Какую-то информацию она могла получить с помощью зрения, хотя оно у нее было довольно слабым. Раздвоенный язычок позволял ей узнать больше. А расположенные ниже глаз углубления давали возможность определить температуру моего тела. Скорее всего она смутно ощущала — насколько это дано рептилиям, — что что-то здесь было не так, но никак не могла решить, кто перед ней — друг или враг. В пищу ей я не годился, так как был слишком велик, однако мог представлять для нее реальную угрозу. И я знал, что при первом же намеке на грозящую ей опасность она нападет на меня.