Да, все началось с него, с этого чудовища, причинившего ей боль. Началось с его злобной глупой улыбки, тяжелого дыхания, когда он склонился над ней, железных пальцев, сжавших ее грудь. А когда она закричала от боли, он вошел в нее. Двадцать минут, они оба взмокли от пота. Да уж, какое здесь разглядывание потолка. Потом он прижался мокрым лицом к ее шее, заставив отвернуть голову и, кончив, впился зубами в правое плечо.
И тут ничего бы не произошло, если б она получила передышку. Но Рик, возбужденный этим животным, скачущим на ней, тотчас овладел ею вновь.
Паула осторожно вытерла загорелое, прекрасное тело огромным махровым полотенцем, лишь промокая синяки. Затем, обнаженная, подошла к лестнице, прислушалась, словно ребенок, испугавшийся, что родители оставили его. Существовало ли более ужасное чувство, чем детский страх? Да. Осознание того, что ты предал себя. Тут уж не оставалось никакой надежды.
10.39.
В спальне она расчесала волосы, надела самую прозрачную из ночных рубашек, сверху — светло-голубой пеньюар с ленточками, завязывающимися у шеи. Села к туалетному столику, чтобы тщательно накраситься. Тени, тушь для ресниц, помада. Аккуратно, неторопливо.
Курт, хотя бы в этот раз оставь студентов и приезжай домой пораньше. Объясни, постарайся убедить, что моей вины в этом нет.
Она покрутила головой, оценивая результат. С губами, конечно, пришлось повозиться, но порезы и укусы были внутри, а помада уменьшила припухлость. На левую руку она надела украшенные драгоценностями часики, подарок Курта на ее тридцатилетие, полюбовалась сверканием камней на фоне загорелой кожи. Одиннадцать ровно.
Все еще сидя за столиком, закурила, понимая неестественность своего спокойствия, обусловленную частично шоком, а частично той пропастью, что открылась в ее душе.
11.06. Извини, Курт, дорогой. Уже поздно. Слишком поздно.
Она написала предсмертное послание, с классической ссылкой, которую, несомненно, оценит Курт, и липкой лентой прикрепила его к зеркалу. Прошла к аптечке в ванной, вернулась назад, перечитала написанное. Вроде бы придраться не к чему. Поторопись, сказала она себе, пора.
Пора. Она бы сдержала сексуальное возбуждение, пробужденное в ней этим дикарем, если бы все прекратилось. Если б ее оставили в покое. Но Рик овладел ею. Тотчас же.
И она достигла-таки оргазма.
За четырнадцать лет супружеской жизни она ни разу не получила оргазм. Банда подростков добилась успеха там, где провалился Курт, где не помогли свечи и стихи. В жестокости животного совокупления она поднялась на вершину блаженства. Вот, значит, какое чудовище притаилось в глубине души Паулы Холстид, чтобы выглянуть оттуда, сверкнув злобными глазками? Вот, значит, какая извращенная у нее натура.
Паула содрогнулась от отвращения.
Она положила правую руку на колено, ладонью вверх, а левой, держащей бритву, хладнокровно провела по запястью, почувствовав разве что легкий укол. Уронила бритву, сбросила руку с колена, чтобы легче вытекала кровь. Застыла перед зеркалом, наблюдая, как медленно бледнеет лицо. Извини, Курт, дорогой. Ты хоть не узнаешь, что с тобой мне пришлось имитировать оргазм, а вот…
Она упала лицом вперед на стекло, лежащее на туалетном столике, сбросив с него баночку крема для рук. Баночка упала на ковер и подкатилась к уже безжизненным пальцам ее левой руки.
Часы показывали 11.33. Вены она перерезала четыре минуты тому назад.
Глава 5
Курт посмотрел на часы и быстро допил кофе. Без одной минуты одиннадцать, Паула будет недовольна.
— Еще кофе, сэр?
Курт помялся.
— Честно говоря, мне уже пора…
И тут заговорил сидевший напротив Белмонт, только что вернувшийся в кабинку с вечерним выпуском газеты.
— Я понимаю, что вы имели в виду, доктор, говоря, что социологические науки должны отрицать влияние наследственности на развитие человеческой личности и, наоборот, подчеркивать воздействие окружающей среды.
Официантка налила кофе. Курт со вздохом откинулся назад.
— Знаешь, Чак, я готов пойти дальше. И соглашусь с Эшли Монтегю в том, что человеческая натура есть результат постепенной замены примитивных инстинктов интеллектом. К инстинктам человек обращается все реже и реже, а потому они отмирают.
— Не означает ли это, что через пропасть между нами и нашими родственниками невозможно перекинуть мостик? — спросила Ширли Мейер, невысокого росточка, полненькая, с острым умом девушка.