Дебби попыталась отвести удар.
— А что… что обычно делают в телефонной будке?
— Обычно звонят. Вы же никому не звонили.
И он ушел, оставив ее одну. Дебби едва подавила желание броситься к двери. Она не должна ничего говорить. Не должна, не должна, не должна! Помни, сказала она себе, если бы жена профессора не приставала к Рики, ничего бы и не произошло. Вина ее, а не Дебби или Рика.
Курт вернулся, разлил чай, добавил молока в свою чашку, насыпал пару ложечек сахара. Дебби положила в свою ломтик лимона. Возможно ли, что она не имеет никакого отношения к случившемуся? Но ее руки, державшие чашку, дрожали, и она не решалась встретиться с ним взглядом.
— Ну? Так что вы делали в этой будке?
Дебби расплескала чай, почувствовала, что теряет контроль над собой, как бывало в средней школе, когда ее начинала распекать строгая учительница. Курт пристально наблюдал за ней.
— Я… Ри… приятель попросил меня… Пожалуйста, не смотрите на меня так, словно я… это… во всем виновата ваша жена. Если б она оставила… оставила его в покое…
— Неужели? — Он отошел к камину, облокотился на каминную доску. — Оставила в покое кого?
Дебби покачала головой, изо всех сил сдерживая готовые брызнуть слезы. Она не должна говорить!
Курт, почувствовав, что уперся в стену, предпринял обходной маневр.
— Вот мой носовой платок. Берите. Так что сделала ему Паула?
— Хорошо! — вскричала она, уткнувшись в носовой платок. — Хорошо! Ваша драгоценная жена пристала к нему в баре мотеля, завлекла в свой номер и… соблазнила его! Ему еще нет двадцати, а ей… ей было…
— Тридцать шесть. — Естественно, совсем старуха для девятнадцатилетнего. — Название мотеля? В каком месяце? В какой день?
— Я ничего не знаю. — Рики оставил ее совершенно беззащитной. Таких вопросов она не ожидала. Впрочем, виновата она сама. Она же не сказала Рики о звонке профессора Холстида. Она продолжала, уже сдержав слезы: — Но это не все. Она названивала ему домой, поджидала около Джей… около того места… где он работает. Не оставляла его в покое. Она… она была ненасытной.
Она ожидала, что после этого слова он сломается, потрясенный неверностью жены. Но он все так же внимательно слушал. Где же та боль, которую испытала бы она, узнав, что Рики… Может, в старости эмоции притупляются. А может, она его не удивила.
— Так вы оказались в телефонной будке по просьбе приятеля?
Теперь, когда худшее осталось позади, Дебби заговорила куда свободнее.
— Ри… он собирался приехать к ней в ту пятницу и потребовать, чтобы она отстала от него, но у его машины спустило колесо и…
— И Паула в отчаянии покончила с собой? — закончил фразу Курт. Если только девушка не талантливейшая актриса, она действительно ничего не знает о нападении на Паулу, подумал он. Ее дружок, назовем его Икс, чертовски умно использовал ее любовь, во всяком случае то, что считается любовью у девятнадцатилетних, к нему, скормив ей историю, в которую той хотелось поверить. Трагическую историю, которая только возвысила его в ее глазах. Слишком вычурно для девятнадцатилетнего? Пожалуй, нет, если тренироваться в детстве и отрочестве на любящей матери да на одной или двух сестрах.
— Вы были его дозорным, так, Дебби? Чтобы его не застали у нее врасплох… и не скомпрометировали?
Она кивнула.
— Только он заботился о ее репутации, а не о своей.
Курт покивал, сдерживая охватившую его злость.
— Вот что удивляет меня, Дебби. Если он собирался прийти сюда, потому что его попросила об этом Паула, зачем ему понадобился часовой? Если б кто-то позвонил в дверь, она могла бы просто не открывать ее.
— Я… не… — Дебби собралась с мыслями. — Может, он боялся, что вы вернетесь домой…
— Вы слышали, что случилось с неким Гарольдом Рокуэллом?
— Я… нет, сэр, — она действительно не понимала, о чем речь. — Он — еще один ее… я хотела…
— Еще один любовник Паулы? — Курт криво усмехнулся. Да уж, этот Икс поработал на славу. — Нет. За неделю до самоубийства моей жены Гарольда Рокуэлла избили на одной из улиц Сан-Фелиса. Да так, что в результате он ослеп. Сделали это четыре подростка, Дебби. Которые ездят в темно-зеленом «шевроле» — пикапе.
Он пристально наблюдал за ней. Этот «шеви» что-то для нее значил, тут сомнений быть не могло. Но она откинула назад голову, еще не сломленная.
— Я не понимаю, при чем тут… это.