— Как я понимаю, вам и раньше приходилось убивать?
— Да.
— Очевидно, это доставляет вам удовольствие?
Он кивнул.
— Согласен, что это нездоровое удовольствие, но тем не менее я наслаждаюсь.
Наблюдая за ним, я чего-то ждал. Наконец я спросил:
— Вы уже здесь более двух минут, а я все еще жив.
— Мне некуда торопиться, мистер Уильямс, — спокойно ответил он.
— Так, кажется, я начинаю понимать. Вам доставляет наибольшее удовольствие не столько само убийство, сколько моменты, предшествующие ему. Вы просто смакуете их.
— А вы умеете проникать в суть вещей, мистер Уильямс.
— Значит, пока я вас в какой-то мере развлекаю, я остаюсь жив?
— В определенном смысле да. Конечно.
— Все ясно. Вы выпьете, мистер?
— Смит. Нетрудно запомнить. Да, не откажусь. Только попрошу вас, встаньте так, чтобы я мог видеть, что вы делаете.
— Надеюсь, вы не думаете, что у меня для такого случая приготовлен яд?
— Нет, не думаю, хотя все возможно.
Он внимательно наблюдал за мной, пока я готовил выпивку, а затем уселся в мягкое кресло.
Я опустился на диван.
— Интересно, где может быть моя жена в данный момент?
— На вечеринке, мистер Уильямс. Гости потом под присягой подтвердят, что во время убийства ваша жена все время была с ними.
— Короче, все будут считать, что я был убит грабителем?
Он осушил бокал и поставил его на столик перед собой.
— Да. После того как я застрелю вас, я, конечно, вымою этот бокал и поставлю его на место, в ваш бар. Уходя, я сотру отпечатки пальцев на дверных ручках, к которым прикасался.
— И одновременно вы прихватите с собой какую-нибудь мелочь, чтобы версия о грабителе стала более достоверной?
— В этом нет необходимости, мистер Уильямс. Полиция может предположить, что взломщик, случайно столкнувшись с вами и выстрелив в вас, запаниковал и смылся, так ничего и не взяв.
— Кстати, картина, которая висит там, на восточной стене, — сказал я, — стоит тридцать тысяч.
Он бросил взгляд на нее и моментально вновь повернулся ко мне.
— Соблазнительное предложение, мистер Уильямс, но мне не хотелось бы иметь ничего, что могло бы каким-нибудь образом связать меня с вами. Я ценю произведения искусства, в особенности их денежную стоимость, но не до такой степени, чтобы оказаться из-за них на электрическом стуле.
Затем он вновь улыбнулся.
— Или, может быть, вы предлагаете мне эту картину в обмен на вашу жизнь?
Да, это была мысль.
Он покачал головой.
— Извините, мистер Уильямс. Уж если я обещал что-то сделать, меня не переубедить. Это вопрос профессиональной гордости.
Я поставил свой бокал на столик.
— Вы ждете, мистер Смит, когда я оцепенею от страха?
— Вы еще оцепенеете.
— И только тогда вы меня убьете?
Его глаза залучились веселыми огоньками.
— Какого это требует напряжения! Правда, мистер Уильямс? Бояться и стараться не показать этого.
— Вы ждете, когда ваши жертвы будут с мольбой простирать к вам руки? — спросил я.
— И они это делают. В той или иной форме.
— Они взывают к вашему милосердию, но это бессмысленно?
— Да, бессмысленно.
— И они предлагают вам деньги?
— Да, и очень часто.
— Это тоже бесполезно?
— До сегодняшнего дня всегда было именно так, мистер Уильямс.
— Позади картины, которую я вам показал, мистер Смит, в стене находится сейф.
Он еще раз бросил на картину быстрый взгляд.
— Да?
— Да, в нем — пять тысяч долларов.
— Это большие деньги, мистер Уильямс.
Я взял свой бокал и подошел к картине, отодвинул ее немного в сторону, открыл сейф, взял коричневый конверт, затем допил виски, поставил пустой бокал в сейф и повернул ручку.
Смит, не отрываясь, следил за конвертом.
— Принесите его, пожалуйста, сюда.
Я положил конверт перед ним на столик.
Он еще какое-то время смотрел на него, а затем вновь обратил взгляд на меня.
— Вы действительно думаете, что можете выкупить свою жизнь?
Я закурил сигарету.
— Нет. Боюсь, вы неподкупны.
Он слегка нахмурился.
— И все же вы принесли мне пять тысяч?
Я взял конверт и вытряхнул его содержимое на стол.
— Здесь только старые рецепты. Совершенно бесполезные и не представляющие для вас никакого интереса.
Он покраснел от раздражения.
— Вы думаете, это вам что-то даст?
— Я уже получил возможность подойти к сейфу и поставить туда ваш бокал.
Его глаза стрельнули вниз, на бокал, стоявший перед ним.
— Это был ваш бокал, а не мой.