И все же на этот раз Эдельштейн твердо решил не подходить к двери. Продолжая лежать на кушетке не открывая глаз, он отозвался:
— Мне ничего не нужно.
— И все-таки вам это нужно, — послышался из-за двери голос.
— Все необходимые мне энциклопедии, щетки и пищевые концентраты у меня уже имеются, — устало и заученно откликнулся Эдельштейн. — Что бы вы мне ни предложили, у меня это уже есть.
— Послушайте, — произнес голос, — я ничего не продаю. Я хочу предложить вам кое-что задаром.
На лице Эдельштейна обозначилась едва заметная грустная и горькая усмешка бывалого нью-йоркского жителя, который прекрасно знает, что если даже кто-то подарит ему пачку новеньких хрустящих двадцатидолларовых купюр, то дело неизбежно кончится тем, что так или иначе, но ему придется за них заплатить.
— Если это бесплатно, — ответил Эдельштейн, — тогда я уж точно не могу себе это позволить.
— Но я хочу сказать, что это действительно бесплатно, — сказал голос. — Под словом «бесплатно» я подразумеваю, что ни сейчас, ни в будущем вам не придется за это платить.
— Нет, мне это ни к чему, — отрезал Эдельштейн, восхищаясь собственной твердостью характера.
Голос не отвечал.
— Эй, если вы все еще там, то сделайте одолжение, проваливайте, — не вытерпел Эдельштейн.
— Дорогой мой мистер Эдельштейн, — отозвался голос, — ваш цинизм — не более чем проявление интеллектуального инфантилизма. Мудрость же, мистер Эдельштейн, ищет различия и расставляет приоритеты.
— Ну вот, теперь он читает мне нотации, — буркнул Эдельштейн, апелируя к стене.
— Ладно, — произнес голос, — забудьте обо всем этом. Оставайтесь при своем цинизме и при своих расовых предрассудках. Только этих хлопот мне и недоставало!
— Минутку! — запротестовал Эдельштейн. — С чего это вы взяли, что я обременен расовыми предрассудками?
— Давайте говорить начистоту, — ответил голос. — Если бы я собирал деньги на Гадассу иди продавал бы израильские облигации, дело обстояло бы совсем иначе. Но я-то явно лишь тот, кем вам кажусь, так что вы уж простите меня за то, что я топчу эту землю.
— Не торопитесь с выводами, — сказал Эдельштейн. — Для меня вы всего-навсего голос из-за двери. Откуда мне знать, кем вы можете оказаться: католиком, адвентистом Седьмого дня или даже евреем?
— И все-таки вы знаете! — ответил голос.
— Мистер, я клянусь вам…
— Послушайте, — прервал его голос, — это уже не имеет значения: мне частенько приходится сталкиваться с подобными вещами. До свидания, мистер Эдельштейн.
— Подождите минутку, — остановил его Эдельштейн и тут же мысленно обругал себя дураком.
Как часто ему уже приходилось попадаться на удочку какого-нибудь жулика-торгаша, что заканчивалось, к примеру, тем, что он выкладывал 9 долларов 98 центов за иллюстрированный двухтомник «Сексуальной Истории Человечества», а потом узнавал от своего приятеля Мановича, что мог бы запросто купить этот двухтомник в любой книжной лавке «Марборо» всего за 2 доллара 98 центов.
Но голос был тем не менее прав. Каким-то непостижимым образом Эдельштейн знал, что имеет дело с гоем.
И теперь незваный гость уйдет с мыслью о том, что они, мол, эти евреи, возомнили, что они превыше всех на свете. Затем он поведает это своим оголтелым собратьям на очередном сборище каких-нибудь «Лосей» или «Рыцарей Колумба», и все кончится тем, что на евреев повесят очередную собаку.
«И все-таки у меня слабый характер», — с грустью подумал Эдельштейн.
— Хорошо! — крикнул он. — Можете войти! Но предупреждаю вас с самого начала: я не намерен ничего покупать.
Он с неохотой поднялся с кушетки и направился к двери… и тут же остановился как вкопанный, потому что после того, как за дверью прозвучало «большое спасибо», прямо сквозь эту закрытую, запертую на два замка деревянную дверь в комнату вошел человек.