Однако его секретарша привыкла доверять фактам.
— Какой от меня сейчас толк, — прямо спросила Бетти, — если я не могу печатать ваши письма, разве что наоборот?
— Завтра вы придете в себя, — заверил ее мистер Вули.
— Нет, нет, я должна уехать куда-нибудь, куда-нибудь очень далеко, мистер Вули.
— Но вы нужны мне, — возразил он.
Бетти Джексон была одной из тех, в ком красота и мягкая фантазия сочетаются с элементом жесткого реализма.
— Нужна ради чего? — спросила она.
— Ради вас самой, — сказал он в точности то, что нужно было сказать. — Вы должны отдохнуть, — продолжал он. — А дальше будет видно, будет видно. Сделаем вас завотделом, вице-президентом, консультантом… В каком качестве вы будете функционировать, я еще не знаю, но…
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Вули, — тихо и взволнованно проговорила она. — Я до всего дойду инстинктом.
Мистер Вули из «Т. Уоллес Вули Инк.» не был человеком, который намеренно начинает двойную жизнь. Двойной жизни он не хотел, он ее не любит. Но сейчас он был жертвой обстоятельства. Он так себе и сказал. Что же он мог сделать? Перед ним была несчастная беззащитная девушка, жертва его жены, лишившаяся из-за нее возможности зарабатывать на жизнь. Кому нужна секретарша, которая печатает все наоборот? Леонардо да Винчи, насколько помнил мистер Вули, писал таким вот образом, задом наперед — но где сейчас Леонардо да Винчи?
Совершенно очевидно, что если он, Вули, благородный человек, то единственное, что ему остается сделать, это — хотя лицемеры и ханжи его не поймут, разумеется, — снять для Бетти квартиру или, еще лучше, коттеджик в каком-нибудь красивом и не очень приметном месте города. В таком месте, которое его жена никогда не найдет.
Именно это он и сделал.
Коттедж был маленький, дерево и штукатурка, к нему примыкал гараж, куда мог прямо въехать человек, не желающий, чтобы его машину рассматривали соседи.
Семейная жизнь мистера Вули стала очень сложной. Он не понимал свою жену, или, вернее, начал понимать, а это угрожало его душевному спокойствию еще больше, чем прежнее состояние неведения и смятения. Вскоре у него сложилась привычка бросаться к Бетти, только чтобы поговорить о жене.
— Например, — сказал он Бетти однажды под вечер, — возьмем ее в постели.
— Я не желаю брать ее в постели, — заявила Бетти неожиданно дерзким тоном. Сейчас она говорила с боссом так, будто была его любовницей, а не всего лишь служащей, в которой он принял теплое участие. — Я не желаю иметь с ней ничего общего — и даже еще меньше!!!
— Я имею в виду, как она спит, — смущенно пробормотал мистер Вули. — Ну почему вы такая сердитая? Съели что-нибудь не то?
— Нет, я съела как раз то, — мрачно огрызнулась Бетти. — Железо. Морковку. Огурцы. Пастернак.
— Вам не нравится пастернак?
— Я и говорить о нем не хочу. И вообще мы ни о чем не говорим, кроме Этой Женщины.
Не стала ли Бетти Джексон меняться, сейчас, когда она покинула свою комнату в пансионе и переехала в оштукатуренный деревянный коттедж с гаражом? Внешне-то она осталась прежней — красивая длинноногая блондинка с томным голосом — а вот внутри?.. Сейчас, когда он перестал диктовать ей письма, может быть, она станет диктовать ему? Происходило нечто пугающее. Она превращалась в жену, а его жена с каждым днем все меньше на жену походила.
— Я хотел только сказать, — не унимался мистер Вули, — что иногда она спит в хлеву. Встает посреди ночи, сползает по кампсису укореняющемуся и спит в хлеву.
— Вы мне об этом уже рассказывали, — Бетти надула губки.
— У нас есть коза, — продолжал мистер Вули, игнорируя ее слова. — Прошлой ночью служанка видела, как Дженнифер ездит на ней верхом.
— А почему бы ей и не поездить на козе, если хочется? Коза твоя, правильно? — ты сам так сказал — значит, это и ее коза. Она ведь твоя жена. Нельзя зажиливать коз.
— Но она ездила на ней по яблоневому саду. Очень медленно.
— А где же еще ей ездить? По главной улице среди бела дня? Признай, что у этой женщины есть здравый смысл. Вы чересчур много жалуетесь, — пожаловалась Бетти. Она будто решила говорить все наперекор мистеру Вули. А он никак не мог отказаться от этой темы — его жены.
— Была лунная ночь, — продолжал он, — и я видел, как она передвигается от тени одной яблони к другой. В свете луны она и коза казались совершенно белыми, и она разговаривала с козой…