Были сделаны и другие ставки. В «Мальборо» стало тихо, тишину нарушало только напряженное дыхание соревнующихся, их скрип зубовный — каждый изо всех сил стискивал нос противника. Зрители не вмешивались, смотрели внимательно и с серьезными лицами. Только Ушастик не мог совладать со своим лицом. Оно разбухло и стало пурпурным. В конце концов он уткнулся в стойку бара. Из его рта вырывались странные сдавленные звуки. Он не веселился так с тех пор, когда у его свояченицы — она пела в Гражданском центре перед большой аудиторией — вдруг свалились трусы: черные, тонкие, с кружавчиками.
Джим, бармен, весь покрылся потом. Он очень старался. И больше сделать уже ничего не мог. Ему казалось, что его несчастный воспаленный нос, попавший в безжалостные тиски мистера Вули, вот-вот покинет свое законное место, оторвется напрочь. Он знал, что нос у него некрасивый, но все же хотелось его сохранить. Поставленный перед выбором — честь или нос, — он решил в пользу последнего. И сдался. Состязание на этом закончилось.
Ушастик собрал свои выигрыши. Некоторую сумму потратил на бурбон. Никогда еще в «Мальборо» не было так весело. Все здесь были друзьями, независимо от расы, вероисповедания и имущественного положения, и хотя мистера Вули, победителя, осыпали поздравлениями единодушно, столь же единодушно было мнение, что и Джим проявил спортивный дух…
Ну вот, мистер Вули только что был центром всеобщего внимания, а теперь он в своей спальне, совершенно один! Прошла, казалось, всего одна секунда, а какая перемена.
Вряд ли он перенесся домой магическим образом, скорее доктор Мэнникс, увидев, как сильно действует назначенное им лекарство, решил проводить мистера Вули домой, а Ушастик, очень может быть, захотел ему помочь. По крайней мере, два этих лица, плавающие в чем-то вроде тумана, запечатлелись в сознании мистера Вули, хотя и очень слабо. Проснувшись в своей постели и не поняв по наручным часам, полночь сейчас или полдень какого-то черного, апокалиптического дня, мистер Вули вызвал звонком дворецкого. Когда Бентли появился, хозяин стал внимательно вглядываться в его лицо, пытаясь что-нибудь понять по выражению этого лица. Однако Бентли предъявил ему лицо человека, навсегда отказавшегося от каких-либо выражений. Он сообщил, что сейчас полночь. «Налакался, — явственно донеслась мысль дворецкого. Бедняга нажрался вдрызг».
Значит, она вернулась, эта проклятая способность!
— Бентли, — попросил мистер Вули, — принесите мне бутылку виски бурбонной разновидности, немного льда и сифон.
— Что? — вскричал Бентли.
— Вы меня слышали.
— В такое время ночи? Где же я достану? — проговорил Бентли, а одновременно с этим прозвучали его мысли: «Хорошо еще, он не знает, что у меня есть ирландское виски во втором ящике бюро!» — Сейчас полночь, все закрыто, сэр, — продолжал он вслух.
— За исключением второго ящика вашего бюро, — возразил мистер Вули, довольный, что проклятью своему он нашел какое-то практическое применение. — А если закрыт, откройте его, жадина несчастный!
— Боже всемогущий, — воскликнул Бентли. — У меня в бюро нет виски.
— Идите и принесите, — строго приказал мистер Вули.
— Да, сэр. — Он ушел, побежденный, испуганный человек и вскоре вернулся. При помощи двух быстрых порций Вули вернулся к тому одиночеству, которое оплакивали столь многие талантливые поэты, не зная, сколь ужасна его альтернатива.
ГЛАВА 14
ЛОШАДЬ, КОТОРАЯ…
Проснувшись окончательно и уже не задаваясь вопросом о том, как он попал домой, мистер Вули позвонил Бетти Джексон в отель, но ему сказали, что она уехала к тете в Перт Амбой. Оставаться в спальне он не мог, слишком уж мучило одиночество. То и дело ему мерещилось в окне лицо его покойной жены — как мазок фосфоресцирующей краски. С кем ему поговорить? С кем развеяться? Подумал было, не позвонить ли дочери, но время было позднее, да и что он ей скажет? Он решил выйти из дома и поговорить с Рамми, кобылой. Хоть она и глупая лошадь, но все же лучше, чем никого. Он взял за горлышко бутылку ирландского виски, еще недавно принадлежавшую Бентли, спустился по широкой главной лестнице на крыльцо и направился к конюшням. Там он включил свет и услышал, как вздыхают лошади, переступает на своих высоких каблуках коза, беспокоится осел…
— Хелло, козочка, — поздоровался мистер Вули, с легкой дрожью вспоминая, как однажды ночью на ней ездила его жена.