А зализывать было что: правая передняя лапа у Дика оказалась прокушена, бока в разных местах кровоточили, но хуже всего было с левым ухом: разорванное, оно висело, как тряпка. Идти в Козыревский, когда Дик в таком состоянии, я уже не мог, надо было возвращаться домой и оказать Дику первую помощь.
В поселке я сразу показал Дика Кулакову. Объяснил, в какую историю влипли.
— Это мура, — сказал Кулаков, осмотрев лапу и бока Дика. — Через неделю все засохнет и пройдет. А вот ухо… Может так и остаться висеть. Промывай марганцовкой, чтоб не гноилось.
Замечание Кулакова насчет уха меня расстроило. Я не представлял себе Дика с висячим ухом. Вся собачья красота пропадет. Конечно, есть немало собак, у которых уши висят от природы, у тех же сеттеров, но ведь Дик-то не сеттер. В нем есть что-то волчье, и вот на тебе — ухо… А может, обойдется? Разве не может ошибиться даже такой дока, как Кулаков?
Но Кулаков не ошибся. Через неделю все укусы у Дика действительно зажили, но вот ухо никак не хотело выпрямляться. То есть не то чтобы вообще, а до конца, совсем. Видно, нервные окончания были повреждены слишком сильно и восстановиться не могли. Так что, к моему великому огорчению, самый кончик уха у Дика так и остался висеть. Утешало одно: самого Дика это совершенно не беспокоило, и мне, таким образом, предстояло смириться с неизбежным.
6
Приближалось 23 февраля, праздник, день Советской Армии. Особых планов в отношении того, как его встречать, у меня не было. Встречу, как всегда — схожу в клуб, послушаю торжественную часть, посмотрю художественную самодеятельность. Потом, может, загляну к кому-нибудь в гости. А может, не загляну, все будет зависеть от настроения. В гостях, конечно, накормят всякими домашними деликатесами, но ведь и у себя от голода не умру. Есть две мороженые китайские курицы, фляжка со спиртом и целый ящик консервированных томатов. Чего еще надо? А через два дня придет «Норильск», и можно будет разжиться шампанским и фруктами.
Но тут надо сделать разъяснения, потому что без них никто не поймет, что это за «Норильск» такой и при чем здесь фрукты и шампанское.
«Норильск» — это название теплохода, который напеременки со своим собратом «Тобольском» курсировал в те годы по линии Владивосток — Петропавловск-Камчатский. Наш районный центр, городок Северо-Курильск, глядевший на поселок с другой стороны Второго Курильского пролива, был последним портом, где теплоходы останавливались перед прибытием в Петропавловск, и этого дня островитяне всегда дожидались с нетерпением. Еще бы! На теплоходах имелись роскошные буфеты и рестораны, а в них — все, что хочешь, что нам, привыкшим к суровому северному пайку, казалось верхом достатка и благополучия, — хорошее вино, фирменные папиросы и разные фрукты.
«Норильск» и «Тобольск» приходили в Северо-Курильск два раза в месяц, и в день их прибытия служба наблюдения уже с утра держала нас в курсе событий. И стоило теплоходу встать на рейд, как к нему с обоих берегов — с нашего и с парамуширского — устремлялись катера и самоходные баржи, плашкоуты и моторные баркасы. Теплоход брался в полном смысле слова на абордаж, и за два или три часа стоянки его буфеты распродавали все дочиста, что вполне устраивало корабельную администрацию, потому что зачем же приходить в конечный пункт с полным грузом? О нас же и говорить нечего: до следующего теплохода жители поселка две семидневки ели фрукты, пили крымские портвейны и курили «Герцеговину Флор» или «Богатырей».
Тот февраль не был исключением, «Норильск» прибыл по расписанию, и я купил шампанского и целый рюкзак апельсинов. И тогда же решил: двадцать третьего схожу сначала в клуб, а оттуда налажусь в гости, благо теперь есть чего подарить.
Дик, естественно, увязался за мной, но поскольку вход в клуб ему, как и всем собакам, был заказан, я оставил его у дверей, а сам с легким сердцем пошел слушать доклад, решив, что на самодеятельность не останусь, а забегу после доклада домой, возьму подарок и нагряну в гости к Толкачевым.
Доклад занял полчаса, потом я минут десять походил по фойе, если так можно назвать небольшой клубный предбанник, поздравил с праздником встреченных знакомых и уж после этого вышел на улицу. Обычно Дик караулил меня возле порога, но в этот раз его на месте не оказалось. Я достал папиросы, закурил и посмотрел по сторонам, думая, что Дик устроился где-нибудь в другом месте. Но его нигде не было видно, хотя у клуба было светло — над входом ярко горел праздничный транспарант.