— Привет! — сказал Васька, явно смущенный встречей. Чего другого, а такого поворота он никак не ожидал и теперь хотел прикрыть свою растерянность наглостью. Ох как мне хотелось врезать ему!
— Отвязывай собаку! — велел я, не отвечая на его приветствие.
Бульдозерист как-то странно усмехнулся, но с места не сдвинулся.
— Тебе что, уши заложило?
— Сказал тоже — отвязывай! Да он и не подпускает к себе, как я его отвяжу?
— Как привязал, так и отвязывай!
— Ну да! Что я, чокнутый? Мы его втроем-то еле-еле посадили.
Я понял, что Ваську ни за что не заставить подойти к Дику.
— А ты не только вор, а еще и трус!
Какое из этих слов больше оскорбило Ваську, не знаю, но он, раздув ноздри, сказал с угрозой:
— Ты не очень-то здесь расходись.
— А то что?
— А ничего. Забирай собаку и вали.
— Ах ты… — сказал я, шагнул к Ваське, но между нами быстро втиснулся портной.
— Ну ладно, ладно, чего вы, как петухи?
Портной был человеком в годах, воевал, и мне было неловко оттолкнуть его или сказать, чтоб не мешал; я остыл и, потеряв к Ваське всякий интерес, подошел к Дику и стал расстегивать ошейник. И тут подумал, что интересно бы узнать, как бульдозеристу удалось захватить Дика.
Васька был, видно, человек отходчивый, к тому же явно хотел оправдаться, так что без всяких откликнулся на мой вопрос.
— Пойдем, — поманил он меня, направляясь к одному из сараев. Несколько недоумевая, я последовал за ним. Что еще за секреты? А Васька, открыв сарай, вошел внутрь.
— Шагай сюда! — позвал он.
Нагнувшись, я протиснулся в узенькую дверь и увидел лежащую на сене собаку, под боком у которой копошились голые и серые, как мыши, щенята. Увидев чужого, собака зарычала, но Васька успокоил ее.
— Видал? Позавчера принесла. А папаня-то знаешь кто?
Можно было и не спрашивать, и так все было ясно.
Я присел на корточки и стал разглядывать щенят, а Васька тем временем рассказывал, на какую приманку попался Дик. Оказывается, в тот вечер, двадцать третьего февраля, Васька с двумя дружками проходили через наш поселок. С ними была Дамка, и когда они шли мимо клуба, откуда ни возьмись выскочил Дик. И — к Дамке. Васька узнал Дика и попробовал отогнать его, но Дик не обращал внимания ни на крики, ни на замахивания. Да и Дамка не имела ничего против заигрываний. Словом, пока суд да дело, собаки повязались, и вот тут-то у Васьки и мелькнула грешная мысль увести Дика. Быстренько накинули ему на шею ремень, другим, чтобы не кусался, перетянули пасть. Так и довели до ГАПа.
— На что ж надеялись? — спросил я. — Знали же, что буду искать.
— Искать! Искать-то можно, а вот найдешь ли?
— Нашел, как видишь.
— Повезло, вот и нашел. Только не воровал я его, сам не знаю как получилось.
Мне не хотелось больше разговаривать с Васькой. Я был несказанно рад, что нашел Дика. И выходило, что в этом Васька даже помог мне — держал Дика при себе. А ведь мог бы и продать на соседний остров, и тогда я вряд ли отыскал бы его.
8
Итак, мы снова были вместе. И оба, словно бы наверстывая упущенное, старались как можно реже разлучаться, находя в совместном общении все больше и больше радостей. Каждый день приносил какие-нибудь новые открытия, приподнимал завесу над тайной отношений между мной и Диком. Эта тайна существовала всегда, но раньше я не очень-то пытался проникнуть в нее, убежденный, что проникать-то особенно и не во что. Верно: собаки очень понятливы и при настойчивой дрессировке способны научиться многому, но ведь все это давным-давно научно обосновано. Умелое применение теории условных рефлексов, метод кнута и пряника — вот с помощью чего достигаются те результаты, которыми нас удивляют собаки. И не только они. Есть же поговорка: «Зайца били — он научился спички чиркать». Так и собаки — создавай нужные условия, поощряй за успехи и наказывай за промахи, и они будут делать все, что захочешь.
Но жизнь бок о бок с Диком показала, что все не так-то просто, как думается; что мы в своей людской самонадеянности живем, как в шорах, не замечая много, так и прущего в глаза. И все дело в том, что мы очень плохо знаем животных, «Братья меньшие» — называем мы их и можем снисходительно погладить по головке. А можем и ударить. И нас не мучает при этом совесть — братья-то братья, так ведь меньшие, глупые, куда им до нас! А им вовсе не нужна наша снисходительность. И тем более — наша жестокость. Им нужно равноправие. И понимание, потому что «животные, — это народы, вместе с нами угодившие в сеть жизни, в сеть времени. Такие же, как и мы, пленники земного великолепия и земных страданий».