«Дела», — пробормотал Добровольский и, захлопнув альбом с фотографиям и снова заглянул в секретер. Стопка его писем, шкатулка с драгоценностями — янтарные бусы, два золотых и три серебряных колечка, серьги, старинный ручной работы браслет, запонки отца, сберегательная книжка, записная, расчетная книжка за коммунальные услуги, счет за телефонный разговор. И все. Добровольский потер подбородок, подумал и заглянул в платяной шкаф, но обнаружил только стопки постельного белья, кучу платьев и кофточек да две старые сумочки. В одной нашел носовой платок, во второй — поломанные очки. Выругавшись, он прошел в гостиную и поочередно обследовал письменный стол отца, тумбочку, на которой стоял телевизор, книжные полки — пусто, ни одной бумажки, связывающей человека с внешним миром.
«Значит, пропала не только мама, но и все документы. Ловко! — Добровольский закурил, сел в кресло. — Кто мог это сделать? Пожалуй, только Глазов. Суд признал его владельцем квартиры, поэтому у него наверняка имеются ключи… Интересно, что он за птица? Мать писала, что какой-то администратор, то ли киношный, то ли театральный. Надо его пощупать…» Добровольский прошел в комнату Екатерины Васильевны, извлек из секретера записную книжку. Полистал и на страничке «Памятка владельца» обнаружил то, что искал: адрес и телефон Виктора Павловича Глазова.
«Отлично!» — Добровольский набрал номер, но долгие гудки возвестили о том, что дома никого нет. Тогда он позвонил своему школьному приятелю Вадиму Кожину, с которым разговаривал накануне вечером. Ответила секретарша.
— Фирма «Гранат».
— Будьте любезны, Вадима Николаевича.
— Кто его спрашивает?
— Добровольский.
— Минуточку.
— Жду. — Добровольский улыбнулся — приятно, когда у тебя такие могущественные и влиятельные друзья.
— Говорите, я слушаю, — раздался спокойно-благодушный голос уверенного в себе человека.
— Здравствуй. Добровольский беспокоит.
— Очень приятно! Где ты пропадаешь?
— Расскажу при встрече.
— Тогда приезжай ко мне. Покажу тебе свой офис, а затем пообедаем. У меня здесь под боком небольшой, но уютный ресторанчик. Знаешь, как называется?.. Веселее, чем твой — «У Максима». Договорились?
— Через час подъеду. Жди.
Вадим положил трубку, а Добровольский, услышав звонок в дверь, направился в прихожую.
— Кто там?
— Красин.
Добровольский впустил гостя, крепко пожал руку и, обнажив в улыбке белые фарфоровые зубы, сказал:
— Здравствуйте, Виктор Андреевич! Надеюсь, на сей раз вы не будете отрицать, что люди иногда встречаются совершенно случайно?
Красин с легким недоумением взглянул на своего бывшего подследственного, потер ладонью лоб и расхохотался.
— А ты злопамятный мужик, Игорь Николаевич, — сказал он, сразу переходя на «ты». — Очень даже злопамятный!
— Бросьте, — отмахнулся Добровольский. — Просто некоторые слова и фразы иногда запоминаются на всю жизнь. А встрече нашей я действительно очень рад. Проходите.
Красин обошел комнаты, в которых царил полнейший кавардак — ящики письменного стола выдвинуты, книги разбросаны, дверцы платяного шкафа распахнуты, вещи — на полу, — и, сдвинув брови, сказал:
— Кажется, ты что-то искал.
— Документы, — кивнул Добровольский. — После звонка Скокова я полез в секретер, где мать их обычно хранила, ни черта не нашел, психанул и устроил капитальный шмон.
— Когда они, по-твоему, пропали?
— Не знаю! — Из-под припухлых век Добровольского пахнуло холодком. — Я только вчера приехал.
— Извини, я упустил это из вида.
Добровольский принялся наводить порядок. Быстро собрал вещи, книги, вставил в гнезда письменного стола ящики и спросил:
— Хотите пива?
— С удовольствием.
Они прошли на кухню. Добровольский поставил перед гостем банку немецкого пива, соленые орешки и задал вопрос, который Красин услышать от него совершенно не ожидал.
— Виктор Андреевич, Скоков ушел на пенсию по возрасту… А вы?
Красин давно усвоил, что откровенность рождает ответную откровенность, а так как ему требовалось проложить мостик доверия к личности клиента, то он решил распахнуть свою душу, как говорится, на всю катушку, до полных границ.
— Ошибаешься, — сказал он. — Скокова выперли из органов за то, что он отказался участвовать в организации штурма Белого дома, а меня — за солидарность.