Яша сбросил скорость и въехал во двор, в глубине которого красовался старинный, по-видимому, недавно отремонтированный и отреставрированный особняк.
— Приехали, — сказал он, загнав машину на стоянку. Затем выключил магнитофон, посмотрел на часы и, как бы между прочим, сообщил: — Восемнадцать минут тридцать пять секунд. Для Москвы с ее пробками — это, пожалуй, мировой рекорд.
— Тебя как зовут? — спросил Добровольский, отстегнув ремень безопасности.
— Янис Колберг.
— Так ты латыш?
— По отцу. Мать русская.
— А где машину учился водить?
— В Афганистане. Возил командира полковой разведки.
Добровольский достал бумажник, выудил из него купюру в пятьдесят тысяч и положил ее на панель приборной доски.
— У меня сдачи нет, — сказал Яша.
— Врешь, — улыбнулся Добровольский.
Яша почесал за ухом.
— Вы что, физиономист?
На этот раз почесал за ухом Добровольский.
— Машина твоя?
— Моя.
— Чем занимаешься?
— Частным извозом.
— Мне на месяц нужна машина. — Добровольский снова достал бумажник и протянул Якову триста долларов. — Это — аванс. Согласен?
Глаза Яши подернулись льдистой корочкой.
— А я с тобой не влипну? — спросил он, переходя на «ты». — Ты чем занимаешься?
Добровольский расхохотался.
— Я думаю, ты не отказался бы со мной сотрудничать, даже если бы я травкой торговал.
Добровольский скрылся за массивной стальной дверью, а Яша, проводив его доброжелательным взглядом — ему понравился этот энергичный и крутой мужик, — откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и вдруг почувствовал знакомый терпкий запах сигареты, которой однажды угостил его — там, в Афганистане — Ваня Славин.
Они прочесывали дворы, выбивая из кишлака последних душманов, не успевших соединиться с основной группой и уйти в горы. Старший сержант Колберг бежал вдоль глухого дувала, как вдруг в одном из промежутков между отдаленными и уже редкими выстрелами услышал слабый, едва различимый на слух стон. Он поднял согнутую в локте левую руку, что означало: «Внимание! Смотри в оба»! — и следовавший за ним по пятам Ваня Славин, юркий и любопытный, как мышь, паренек из-под Курска, мгновенно собрался и сменил топотную рысь на бесшумно скользящий шаг бывалого разведчика. Колберг заглянул во двор. В нос ударил трупный запах.
— Есть кто? — гаркнул он, не сводя глаз с небольших подозрительно подслеповатых окон глиняной хибары.
Стон повторился. Колберг еще раз внимательно осмотрел двор и в самом дальнем его углу заметил кучу тряпья. Куча шевелилась. Вернее, внутри нее кто-то шевелился. Но кто? Колберг, держа на мушке автомата подслеповатые оконца, за которыми могли прятаться не только перепуганные насмерть хозяева, но и застигнутые врасплох бандиты, боком пересек двор, расшвырял сапогом тряпье и увидел… обезображенный труп мужчины. У него были отрезаны уши и выколоты глаза. Рядом с ним с перерезанным от уха до уха горлом лежал подросток, которого убили, по всей вероятности, для профилактики, чтобы не мстил за отца, а между ними ворочалась, всхлипывая, маленькая, года три-четыре, девочка. Она ползала на четвереньках, закрывала и открывала рот, но голоса Колберг не слышал. Он видел только безумный взгляд и тоненькие ручонки, которые просили хлеба. Ему стало не по себе. Он положил на землю автомат и взял девочку на руки. В тот же момент тонко скрипнула дверь. Колберг вскинул голову. В дверном проеме стоял среднего роста мужчина. У него было худощавое, восточного типа, давно не бритое лицо и спокойный, может быть, чуть насмешливый взгляд. Секунду-две они смотрели друг другу в глаза. Один — торжествующе, зная, что добыча не уйдет, другой — несколько оторопело, ругая себя последними словами за беспечность: стоило лишь на миг расслабиться, потерять бдительность, контроль за обстановкой и… пожалуйста, получай по заслугам — в руках неизвестного матово поблескивал автомат.
— Стреляй, сволочь! — не выдержав жуткого напряжения, крикнул Колберг.
Сухо и твердо ударила автоматная очередь. Из-за дувала выскочил Славин, дал на всякий случай — теперь уже по подслеповатым оконцам — еще одну очередь, осмотрел дом, убедился, что бандитов больше нема, и, выйдя на улицу, сказал:
— Девку-то отпусти — задушишь.
Колберг, все еще не веря в свое спасение, разомкнул объятия. Из груди девочки вырвался слабый стон. Одной рукой она ухватила Кол-берга за шею, а другой принялась гимнастерку расстегивать, словно что-то искала и не могла найти.