— Так это ее квартира?
— Мамина.
— Она тоже умерла?
— Да.
— Странно.
— Что «странно»? — встрепенулся Глазов.
«Все: пора брать быка за рога».
— Что ты трижды вдовец! — отчеканил Добровольский. — От чего умерла Конькова?
— Меня не было в Москве, — растерялся Глазов.
— И диагноз ты не читал?
— Вода в легких — утонула.
— А кто помог ей утонуть? Отвечай! Быстро!
Глазов испуганно отпрянул.
— Вы — сумасшедший! Я позвоню в милицию.
— Звони. — Добровольский придвинул к нему телефон. — Передумал? Тогда ответь: зачем тебе три квартиры?
— Это не ваше дело. Они мне достались по наследству.
— Не спорю, — усмехнулся Добровольский. — Но одну-то продать можешь?
— Я сказал: мне надо подумать.
— Ты хочешь сказать — посоветоваться. С кем?
— У меня своя голова на плечах.
— Своя, но — скверная! Сейчас я ее вылечу. — Добровольский взял в руки телефон, с корнем вырвал из него шнур и намотал себе на руку. — Так вот, вдовец, или ты говоришь мне, кто помог утонуть Коньковой и с кем ты должен посоветоваться насчет продажи квартиры — я думаю, что это один и тот же человек, — или больше никогда не выйдешь на сцену. Догадываешься почему? Я тебе уши отрежу! На размышление даю минуту. — Он взглянул на часы. — Время пошло…
Зрачки Глазова расширились, лоб покрылся испариной, пальцы рук мелко и противно подрагивали.
— Вы не посмеете это сделать, — пролепетал он заплетающимся от страха языком. — Я ничего не знаю, я…
— Время! — гаркнул Добровольский и… Хрясь! Телефон со страшной силой врезался Глазову в лицо. Он запоздало вскрикнул, голова бессильно свесилась на грудь.
— Сволочь! — Добровольский встал, привязал руки Глазова к ручкам кресла, захлестнул петлей горло и, пропустив шнур под креслом, связал ноги. Получилось нечто вроде смирительной рубашки: попытаешься освободить ноги — шнур стянет горло…
Добровольский выпил рюмку коньяка, налил вторую и, разжав Глазову зубы, влил ее ему в рот. Глазов закашлялся и открыл глаза.
— Я жду, — сказал Добровольский, не сводя насмешливо-презрительного взгляда с пленника. — Будешь говорить?
Глазов сделал попытку освободиться, но, убедившись, что привязан крепко и надежно, затих, склонив набок голову.
— Значит, отказываешься. — Добровольский прошел на кухню. Когда вернулся, в его руках поблескивал острый столовый нож. — Слушай, вдовец, сейчас я для тебя Бог и совесть, и просто так я твои грехи не отпущу. За все надо платить. Так что мой тебе совет: кайся!
Глазов с трудом разлепил разбитые в кровь губы.
— Хочешь что-то сказать? — спросил Добровольский.
Глазов кивнул и, когда Добровольский склонился над ним, глубоко вздохнул и плюнул своему мучителю в лицо.
— Пусть я подохну, — прохрипел он, — но и ты сдохнешь! Тебя уже вычислили…
Добровольский, не ожидавший от Глазова такой прыти, в удивлении отшатнулся, положил нож на стол, вытер платком лицо и снисходительно улыбнулся.
— Раскололся, фраер! А теперь шепни, на кого работаешь… Как его зовут? Забыл? Сейчас вспомнишь! — Добровольский взял из буфета вторую бутылку коньяка, деловито свинтил пробку. — Открой пасть!
В глазах отшатнувшегося Глазова плескался уже не страх — ужас! Но он еще не сдался — продолжал сопротивляться.
— Зубы выбью! — предупредил Добровольский.
Глазов задыхался, отплевывался, пытался вывернуться, но все напрасно — огненная жидкость лилась и лилась, обжигая горло, внутренности, желудок.
— Воды! — прохрипел он, хватая онемевшими губами воздух.
— Имя. — Добровольский сел в кресло и закурил. — Вспомнишь — угощу боржоми, нет — мы расстанемся. До завтра. Не вспомнишь завтра, я приеду послезавтра… И каждый день буду вливать в тебя по бутылке… водки. Коньяк — это роскошь! Так что думай. Выход у тебя один: сказать имя и адрес человека, с которым ты сотрудничаешь.
Через десять минут Глазов вырубился. Добровольский вогнал ему в рот кляп — картофелину средних размеров, а губы заклеил лейкопластырем. Затем тщательно протер носовым платком все предметы, с которыми соприкасался, закрыл на ключ дверь и вышел на улицу.
— Домой, — коротко бросил он, усаживаясь в машину.
— Это куда? — спросил Яша.
— Туда, где ты меня подхватил — на проспект Андропова. И включи мне это… про волков.
Яша перемотал кассету и нажал кнопку воспроизведения. Из динамика вырвалось: