— Согласен. Теперь Конькова… Вернее, любовный треугольник: Конькова — Глазов — агентство «Онега». Кто был его организатором?
— Вы слишком глубоко копаете, — усмехнулся Глазов. — Никаких тайных обществ, никаких заговоров… Все выглядело гораздо проще. Конькова — эстрадная певица, репертуар — русские народные песни и романсы. Раньше ее слушали с удовольствием, сегодня — увы! Сегодня все захлестнул ритм! На слова — плевать! Любые сойдут! Конькова осталась без работы. А есть хочется, вот она и приплелась в эту трижды проклятую «Онегу». И я там оказался по той же причине — Театр киноактера приказал долго жить… Условия в «Онеге» нас устраивали: десять процентов со сделки, а главное — работа с домашнего телефона. Сиди и названивай, а вечером — квартиры смотри… Так что никакого треугольника не было. Как не было у меня и романа с Ритой. Просто однажды мы поняли, что нужны друг другу, и заключили союз, а проще — сделку: я ей завещал свою дачу в Пахре, она мне — квартиру. А мою квартиру стали сдавать…
— Кто был инициатором этой сделки?
— Конькова. Она же потом и предложила продать квартиру. Через «Онегу».
— Зачем?
— Захотелось мир посмотреть… Босфор, Дарданеллы, Средиземное море… Стамбул, Марсель, Париж, Рим…
— Вы были не против?
— Я что, похож на круглого дурака? — печально усмехнулся Глазов. — Я рысью помчался оформлять документы, но…
— Что «но»? — не выдержал Добровольский. — Можно конкретнее?
Дальнейшее конкретизации не поддавалось — походило на кошмарный сон, поверить в который мог бы только сумасшедший.
Однажды Глазову явилась во сне его драгоценная Маргарита Петровна. Смеясь и радостно вскрикивая, она стремительно летела на водных лыжах по зеленоватой глади Средиземного моря. Солнце слепило ей глаза, ветер трепал рыжие волосы, и Глазов, наблюдая за ней, подумал: «Много ли человеку надо? Пожил недельку в Неаполе, прошвырнулся по магазинчикам, в которых есть все, что только может присниться, накупил чужеземных безделушек и — счастлив!» И, позавидовав чужому счастью, он пожелал любимой сломать шею.
В ту же секунду кадр из этого удивительного сна-фильма сменился, и Глазов увидел, что катер обогнул мол, а Маргарита Петровна, которая летела вслед за ним, не успев выполнить разворот, врезалась на полной скорости в его бетонный угол…
Глазов вскрикнул и открыл глаза. Стандартный номер стандартной совдеповской гостиницы — шкаф, кровать, тумбочка, а над столом — шишкинские медведи, с удивлением взирающие на очередного затюканного жизнью постояльца.
Глазов вспомнил, что он в Ярославле, что вечером ему играть какую-то роль в «Иване Грозном», чертыхнулся и нехотя встал. Подумал: «Может выпить?»
Затрещал телефон. Глазов снял трубку и, услышав, что его вызывает Москва, несказанно удивился — «Кому потребовался? Зачем?» Но еще больше удивился, когда ему сообщили, что его драгоценная Маргарита Петровна преставилась — утонула в его родимой Пахре, речке хоть и быстрой, но мелкой и для купания совершенно безопасной.
«Сон в руку, — подумал Глазов. — Судьба!» Он спустился в буфет и теперь уже с полным на то основанием выпил стакан армянского коньяка.
Недели через три после этого события Глазов, роясь в своих бумагах, совершенно случайно обнаружил завещание Коньковой, перечитал его, подумал и отправился к юристу.
— Квартира — ваша, — изучив документы, убежденно проговорил юрист. — Ордер Добровольской оформлен позже, поэтому юридической силы не имеет.
— Вы можете заняться этим вопросом?
— Если будет вознаграждение… Нет проблем!
Глазов выиграл процесс и снова, вторично, стал обладателем квартиры Коньковой.
Добровольская с поражением не смирилась. Она заявила, что агентство «Онега» должно возместить ей убытки, и обратилась за помощью в газету. В тот же день к Глазову пожаловал корреспондент.
— Как долго вы жили с Коньковой?
— Больше двух лет.
— Квартиру она продала с вашего ведома?
Глазов ответил так, как научил его юрист-адвокат.
— Конькова своими планами со мной не делилась.
— Значит, вы об этом ничего не знали?
— Выходит, так.
— В таком случае в дураках агентство «Онега» — оно не имело права продавать квартиру, которая принадлежала вам. Поэтому вы должны…
— Я ничего никому не должен, — спокойно возразил Глазов. — А кто виноват — агентство «Онега» или Добровольская — пусть решает суд. А меня прошу оставить в покое.
Глазов с трудом отделался от настырного журналиста, пожелал банкротства агентству «Онега» и скорой смерти Добровольской, которая хоть и не имела к нему претензий, но выставила далеко не с лучшей стороны, намекая на его сговор с Коньковой.