— Это имеет значение?
— Думаю, да. Вы должны знать своего клиента. — Добровольский посмотрел на Родина, затем на Скокова. Взгляд спрашивал: можно ли доверять этому человеку.
— Это мой помощник, — сказал Скоков. — Родин Александр Григорьевич.
— Очень приятно! — Добровольский легким, но четким наклоном головы засвидетельствовал Родину «свое почтение», стряхнул пепел и задумался. — Значит, так… Срок свой я отсидел от звонка до звонка, приехал в Москву, а меня не прописывают — сто первый километр. Меня это не устроило. Я — житель сугубо городской, вырос в Большом Каретном переулке, поэтому хлебать кашу из провинциальной кастрюли — извините… Что делать? Думал, думал и… сел в поезд Москва — Хабаровск. В Одессе сгорел…
— Простите, а как вы попали в Одессу? — перебил Родин. — Ведь Хабаровск… Это совсем другое направление.
Добровольский презрительно фыркнул.
— Я ехал с пересадками.
— Понятно, — сказал Родин, запоздало сообразив, что вопрос задал архиглупый. Добровольский отправился на «гастроли», а он… — Извините, что перебил.
Добровольский примирительно улыбнулся и, помолчав, продолжал:
— После второй ходки я завязал. Вы спросите: почему? Отвечу: перестройка. Я же по профессии экономист, я сразу почувствовал: под ногами не осенние листья хрустят — деньги! Только не ленись, собирай и набивай карманы!
— Ну и каким же образом вы набиваете карманы? — поинтересовался Скоков.
Добровольский изящным движением руки профессионального картежника выудил из верхнего кармашка пиджака визитную карточку.
— В настоящее время я — директор китайского ресторана «Веселые ребята».
— Так вы что, из Хабаровска к нам пожаловали? — удивленно спросил Скоков, ознакомившись с визиткой.
— Да.
— Почему ресторан китайский, я понимаю: китайцы, по всей вероятности, поставляют вам продукты, причем, по цене, которая вас очень устраивает. Так?
— Именно.
— Но почему «Веселые ребята»?
— Они обожают песни Леонида Осиповича Утесова. Особенно вот эту… — Добровольский щелкнул пальцами и голосом, который почти невозможно было отличить от утесовского, негромко пропел: «С одесского кичмана бежали два уркана…»
Скоков от души расхохотался.
— Ресторан принадлежит вам?
— Бог с вами, Семен Тимофеевич. Я — рабочая лошадка, наемная сила, так сказать, а парадом командует небезызвестный вам Владимир Петрович Пуданов. Когда я приехал в Хабаровск, он был генеральным директором акционерного общества «Свобода», владел двумя магазинами и сетью лотков — торговал пирожками с капустой и мясом. А на досуге— картишки, чтобы, значит, квалификацию не потерять. Я однажды составил ему компанию и крепко пощипал. Отдавать ему было нечем — у таких людей деньги всегда в ходу — работают, — и он предложил мне должность директора ресторана. Я согласился. — Добровольский погасил сигарету, сдвинул брови и некоторое время сосредоточенно молчал. — Семен Тимофеевич, теперь вы обо мне знаете все, почти все… Согласны вы иметь такого клиента?
— Я не вижу причин, по которым мог бы вам отказать.
— Спасибо.
Скоков улыбнулся.
— Но возьмусь я за дело или нет… На этот вопрос могу ответить только после вашего обстоятельного рассказа.
— У меня пропала мама.
От этого «мама» Скоков аж вздрогнул: больно странно звучало это слово в устах человека, который лучшие свои годы провел за решеткой и жил по воровским законам, законам насилия и жестокости.
— Если можно, подробнее… При каких обстоятельствах, когда вы об этом узнали и так далее.
— Ну что ж, — печально проговорил Добровольский, — начну с самобичевания… Я, наверное, плохой сын… За все эти годы навестил мать всего два раза — после первой ходки, а затем после второй. Но переписывались мы с ней регулярно — письмо в две недели.
— Вы помогали ей материально?
— Всегда. А в прошлом году на ее день рождения я перевел ей на сберегательную книжку пять миллионов — на проценты с такой суммы можно жить вполне безбедно.
— Можно, — согласился Скоков. — И что произошло дальше?
— Дальше? — повторил Добровольский, совершенно мальчишеским жестом взъерошив поседевшие волосы. — Дальше — сплошная чертовщина… Наш дом — в центре, напротив французского посольства, точнее — Второй Спасоналивковский переулок. Вокруг него — коробки двадцатиэтажных зданий — Министерство внутренних дел, Министерство нефти и газа, банк Российской Федерации, ресторан «Варшава», в общем, — бетон, стекло, металл. А прямо под окнами в шикарном и длинном, как пенал, двухэтажном особняке открыли спортивный комплекс и ночной клуб, который посещают в основном иностранцы и так называемые новые русские. Поэтому переулок превратился, по существу, в стоянку автомашин, которые день и ночь гудят, ревут и воют, как волки, когда срабатывает сигнализация. Можно жить в таком доме? Нет. Но устроить офис — престижно и выгодно: центр! Этим, по всей вероятности, и воспользовались… Однажды к матушке пришли двое молодых людей, представились, показали свои визитные карточки, которые свидетельствовали, что они являются сотрудниками агентства недвижимости «Онега» — купля, продажа и расселение коммунальных квартир, и предложили ей обмен — ее двухкомнатную на трехкомнатную в Коломенском. Мама поехала, посмотрела, осталась очень довольна — дом кирпичный, рядом парк-заповедник, Москва-река — и согласилась. Молодые люди в темпе вальса оформили документы, перевезли маму за свой счет на новое место жительства и смылись. А примерно через месяц к маме заявился некто Глазов Виктор Павлович и сказал, что эта квартира принадлежит ему. И показал дарственную, которую бывшая хозяйка этой квартиры Конькова Маргарита Петровна, ныне покойница, оформила на него за несколько месяцев до своей смерти.