Дверь открыл мужчина лет двадцати пяти — двадцати семи. У него было открытое, но ничем не примечательное лицо — увидишь в толпе — пройдешь мимо, — короткая стрижка и веселый доброжелательный взгляд.
— Добро пожаловать! — Он помог девушкам раздеться, по-братски обнял и сказал, обращаясь к Зое: — Как зовут твою подружку?
— Елена.
— Прекрасно. — Он поцеловал Лену в щеку. — А меня — Василий. Надеюсь, вы простите, что я в халате?
Лена смущенно кивнула.
— А почему вы такая грустная?
Зоя расхохоталась, выбросила вперед бедра.
— Она голодная — у нее жених в Омске.
— Радиоволны на расстоянии глохнут, — многозначительно заметил Василий. — А любовь… Любовь требует физического подтверждения.
Они прошли на кухню, где в полутемноте — окно было зашторено— сидела, запахнувшись в халатик, Аня, до неузнаваемости томная, ласковая, разомлевшая от вина и вкусной еды.
— Девочки! — восторженно защебетала она. — Как я рада, что вы пришли! Я соскучилась!
— По мне? — спросил Василий.
— По твоему младшему брату, — рассмеялась Аня. — Он хоть и немой, но нежный и трудолюбивый. А ты — болтун!
— Это почему же?
— Ты обещал музыку. Где она?
— Будет.
Василий усадил Лену, сел сам и грозно повел неопределенного цвета глазами.
— Кто сегодня старшая жена?
Зоя фыркнула и принялась исполнять обязанности хозяйки дома — сменила скатерть, сняла с плиты и поставила на стол огромный казан с пловом, от одного запаха которого у Лены закружилась голова, достала из шкафчика три бутылки красного вина и вручила Василию штопор.
— Будьте любезны, господин!
Господин обошелся без штопора — перевернул бутылку и выбил пробку ударом кулака.
— Браво! — сказала Аня, поднимая стакан. — За коммунизм в отдельно взятой квартире!
— Марксизм-ленинизм ты знаешь, — улыбнулся Василий, но мы выпьем за него потом, когда все квартиры в Союзе станут коммунистические, а сейчас — на брудершафт! — Он вручил Елене стакан, взял свой и, когда их руки образовали двойное кольцо, залпом выпил.
— До дна! — скомандовала Зоя, увидев, что подруга поперхнулась.
Елена передохнула, допила вино и, почувствовав губы Василия на своих губах, закрыла глаза.
— А теперь закусывай, — приказала Зоя, придвинув к ней полную тарелку жирного душистого плова.
— Не стесняйся, девочка. — Василий протянул Елене ложку. — Кто хорошо ест, тот хорошо и работает.
Плов и вино сделали свое дело: Елена повеселела, к ней вернулось чувство юмора, и она уже без всякой тревоги, скорее с любопытством и тайным, еще глубоко спрятанным желанием поглядывала на Василия, которого то и дело подкалывали ее расхулиганившиеся подруги. Особенно усердствовала Аня.
— Василий, нубийцы… Это племя такое или сословие?
— Это отдельно взятые граждане в отдельно взятой стране.
— А где они обитают?
— На самых отдаленных островах Ледовитого океана.
— А как ходят?
— Голые и голодные.
— Вот так? — Аня скинула халатик и, поддерживая ладошками свои упругие, спелые груди-дыньки, прошлась вокруг стола.
— Так! — восхищенно цокнул языком Василий. — Самый великий художник на земле — это мать-природа!
— Она тоже нубийка?
— В самом чистом виде.
— А кто ее фатер?
Василий закурил, подумал и сказал убежденно:
— Безотцовщина.
— Я тоже безотцовщина, — простонала Аня. — Значит, — настоящая нубийка.
— И нас папашка бросил! — Зоя мгновенно вылетела из платья и, как заправская балерина, крутанула пируэт.
«Девки пошли вразнос», — подумала Лена, но уже без сожаления принимая случившееся, как неоспоримый, бездоказательный факт. И, зная, что это все равно произойдет, торопливо, чтобы не испытывать смущение, сбросила кофточку.
— Ленка, так у тебя ж папа полковник! — ахнула Зойка.