— Саша, возьми с собой фотографии Коньковой и Добровольской и покажи их оператору крематория. Мысль, конечно, абсурдная, но… Чего в жизни не бывает!
Климов неожиданно вскочил, шагнул из-под навеса навстречу лучам заходящего солнца и, воздев руки к небесам, вскрикнул как простонал:
— Ну почему я до этого не додумался? Ведь это задачка для семиклассника!
— Потому что в шестом два года сидел, — прыснул в кулак Родин. А про себя подумал: «Черт возьми! А ведь он наверняка продолжает играть спектакль, который начал играть еще в тюрьме… А мы его за простачка держим… А этот простачок не такой уж дурачок! Если я прав, то третий — заключительный — акт этого спектакля мы проведем под его руководством — он заказывает музыку».
И здесь Родина осенило.
— Костя, кончай балаган, — сказал он строго. — Кто будет разыгрывать последнюю комбинацию?
— На этот вопрос я вам отвечу завтра утром. — Климов взглянул на часы. — Каширин ждет вас — тебя и Яшку — ровно в полночь у входа в анатомический театр Первого медицинского института.
— В полночь! — рассмеялся Родин. — Это ты для страха придумал?
— Это не я придумал — Гоголь! Сатана работает только по ночам— с двенадцати ночи до первых петухов. Всего доброго! Удачи!
Скоков проводил Климова задумчивым взглядом и сказал:
— Полковничьи погоны он заработает честно. А вот со службы, пожалуй, вылетит.
ГЛАВА 7
За свою долгую жизнь в уголовном розыске Смородкин к покойникам так и не привык. И не потому что брезговал или испытывал физическое отвращение, нет, просто когда он смотрел на обезображенный труп, то ему в голову приходила всегда одна и та же идиотская мысль: «Господи, неужели и я когда-нибудь…» От такой картинки ему становилось худо — краски жизни меркли, сгущались и наступала темнота, в которой не было места ни одному человеческому чувству — ни горю, ни радости, ни желанию обладать женщиной, в общем — хоть сам в петлю лезь. Поэтому, чтобы не испытывать душевных мук, Смородкин перед «общением» с покойником всегда принимал грамм двести вод0чки.
На этот раз Смородкин выпил всего лишь соточку, благоразумно решив, что остальные четыреста грамм они допьют вместе с Кашириным в анатомическом театре.
Он перелил водку в плоскую алюминиевую фляжку и опустил ее в левый карман пиджака. Затем открыл сейф. Из секретного отдела извлек ПМ. Ствол был «чист», ни в одном документе не зафиксирован. Его изъяли в камере хранения в бесхозной сумке. «Подарю Родину, нельзя ему без оружия». Подумал и привычным движением вогнал пистолет в наплечную кобуру.
Порывшись в бумагах, вытащил три фотографии — Добровольской, Коньковой и парня, который отправил ее в царство вечного успокоения и мрака. «Предположительно, — поправил он самого себя и сунул фотографии во внутренний карман пиджака. — Так, теперь, кажется, все в порядке».
По черной лестнице Смородкин спустился во внутренний двор, пересек его и вошел в Дом предварительного заключения.
— Здравствуй! — поднялся навстречу дежурный начальник караула майор Подольский.
«А ведь он должен был смениться еще утром, — подумал Смородкин, — А все торчит, нюхает… Значит, причастен».
— Здравствуй! Документы готовы?
— В полном порядке. — Подольский вручил Смородкину пачку бумаг, а сам принялся названивать по телефону.
— Почивалов, машина вышла?.. Сколько?.. Благодарю. Можешь отдыхать!
— Гринько, скажи сопровождающим, чтобы, значит, тащили груз на выход. Все понял?.. Отлично! Отдыхай!
Смородкин спрятал документы в карман, скрестил на груди руки и широко зевнул, выказывая полное безразличие к происходящему.
— Не выспался? — посочувствовал Подольский.
— Работы много, — кивнул Смородкин. — А людей мало. Кручусь как белка в колесе. Устал.
— Может, махнешь на дорожку?
— Водочка? — изобразил интерес Смородкин.
Подольский открыл боковой шкафчик со стальными дверцами, вытащил бутылку коньяка и пачку импортного шоколада.
— В нашем деле без этого сложно, — сказал он, словно оправдываясь.
— Это верно, — поддакнул Смородкин, принимая стакан. — Будь здоров!
— Будь!
Они выпили. Подольский вытер тыльной стороной ладони губы и протянул Смородкину пачку «Мальборо».
— Угощайся.
— Богато живете, — сказал Смородкин, чиркнув зажигалкой.
— Не мы — наши подследственные, — хохотнул Подольский. — Они и на зоне — «со всеми в шоколаде». Для них, паразитов, все — от ликера «Амаретто» до отдельной хаты с телкой и видеофильма каждую ночь. Блатные скалятся, а поделать ничего не могут — деньги!