Они встретились в АОЗТ «В. Шварц и К», на одном из этажей которого был расположен офис брачного агентства «Интерсваха».
Виталий Томкус (так звали жениха) смотрелся — высокий, с умным и тонким интеллигентным лицом. Со спокойными, вкрадчивыми манерами. И одет он был со вкусом — светло-серый костюм, цвета морской волны рубашка, легкие замшевые туфли.
— Может быть, поужинаем? — предложил он, обнажив в улыбке белоснежные фарфоровые зубы.
Краковская взглянула на часы.
— Сейчас время обеда.
— Это не страшно: русские умеют, не вставая из-за стола, от обеда переходить прямо к ужину. Согласны?
— Не возражаю.
— Какую кухню предпочитаете?
— Домашнюю.
— Значит, небольшой, уютный частный ресторанчик с тихой музыкой и хорошим поваром… Знаю такой!
Томкус предложил ей руку, они спустились вниз и сели в машину.
— На Полянку, — сказал Томкус шоферу. — Там есть харчевня… «Три карпа».
Шофер кивнул и плавно тронул «БМВ» с места.
— Это ваша машина? — спросила Краковская.
— Напрокат взял, — рассмеялся Томкус. — Вместе с шофером.
— Это, наверное, очень дорого?
— В России все дорого, Людмила Борисовна. Вы говорите по-английски?
— Я некоторое время работала переводчицей в Интуристе.
— А сейчас?
— Заслуженная артистка РСФСР.
Томкус неожиданно расхохотался — беззвучно и надолго. Краковская в недоумении вскинула брови.
— Что с вами?
— Я тоже заслуженный, — еле сдержав рвущийся из него водопадом смех, проговорил Томкус. — Я — заслуженный мастер спорта по стрельбе. Неоднократный чемпион Союза и Европы!
— А теперь?
— Теперь? Теперь у меня свой клуб, тир… Учу американцев стрелять из всех видов оружия — стоя, лежа, навскидку. В целях самоза щиты, так сказать.
— Хороший бизнес?
— От клиентов отбоя нет. Америку, как и Россию, захлестнула волна преступности. Если ты возвращаешься домой вечером — с наступлением темноты, то можешь заранее проститься со своим кошельком. И благодарить Бога, что кости не переломали.
— Вы давно эмигрировали?
— Девять лет назад.
— А причина? Вы же, наверное, неплохо жили — соревнования, загранпоездки…
Томкус снова загоготал.
— Всю валюту — деньги за призовые места — забирал Спорткомитет, нам доставались жалкие крохи, и мы, чтобы хоть как-то свести концы с концами, вынуждены были заниматься спекуляцией — там, в Европе, покупать тряпки в магазинах уцененных товаров, а здесь, в Союзе, продавать их втридорога. И однажды…
— Вам это надоело.
— Не то слово — осточертело! Идешь и оглядываешься: не топает ли за тобой какая-нибудь сволочь.
— Приехали, — сказал шофер, останавливаясь у красивого, по всей вероятности, недавно отреставрированного особняка, на фронтоне которого отсвечивали золотом витиеватые буквы — «Три карпа».
Томкус и Краковская заняли столик на двоих, у окна, и к ним тотчас подбежал вежливый до омерзения официант — молодой, лет двадцати пяти, парень с приклеенной улыбкой и модными — щеточкой — усиками.
— Что прикажете?
— А что у вас есть? — спросил Томкус, мгновенно убрав с лица улыбку.
— Все.
— В таком случае… Копченый угорь, икра…
— Черная?
Томкус вопросительно посмотрел на Краковскую.
— Красную.
— Тушеное мясо в горшочках, коньяк, шампанское…
— Кофе?
— Там видно будет. — Томкус брезгливо повел рукой, и официанта как ветром сдуло.
— Очень вы уж с ним резко, — тихо проговорила Краковская, разглаживая ладонью скатерть.
— Я не люблю людей, которые торгуют своим достоинством.
— Это — удел всех официантов и швейцаров.
— Не скажите. Некоторые обслуживают так, что ты моментально располагаешься к нему доверием и симпатией.
Краковская кокетливо повела плечами.
— Допустим, в данный момент я вас обслуживаю… Что вы ко мне испытываете?
— Прежде всего, вы подобрали не то слово — «обслуживаю»… Вы пришли на деловую встречу, и я бесконечно рад, что это именно вы — вы мне нравитесь.
— Спасибо. У вас американское гражданство?
Вопрос остался без ответа, ибо официант-угорь, как окрестил его про сеоя Томкус, притащил вино и закуски.
— Горячее нести сразу? — спросил он, сгибаясь в полупоклоне.
— Я скажу. — Томкус наполнил бокалы и взглянул Краковской в глаза. — Предлагаю на брудершафт — мне легче называть вас по имени и на «ты».
— Не возражаю.
Они выпили, и Томкус сказал:
— Да, теперь я — гражданин Соединенных Штатов Америки.