«Да, крыша у Дудаева надежная, — продолжал размышлять Редькин, — борьба за свободу и независимость! А мы, дураки, объявили его вне закона, листовки по всей стране расклеили: разыскивается опасный преступник! Нет, этого он мне не простит».
Редькин тяжело вздохнул и позвонил старшему службы оперативного прослушивания.
— Баскаков?.. Дай мне, пожалуйста, номер телефона Кудимовой… Записываю… Спасибо.
«Отлично! Теперь — звоночек нашей несостоявшейся любовнице… Дома? Очень хорошо! Теперь — Пузыреву…»
— Я вас слушаю, — мгновенно ответил Пузырев.
— А тебя не слушают, — усмехнулся Редькин. — Чего молчишь? Усрался?
— Краковская… сорвалась.
— Правильно сделала. Не будешь моих баб трахать.
— И Томкус.
— А я тебя предупреждал, говорил: этого парня на кривой козе не объедешь! Говорил? Говорил! В общем, это твоя проблема… — Редькин сорвал голос и закашлялся, хрипло, с надрывом. Затем хватил ртом воздух и быстро спросил: — У тебя сколько людей? Под рукой?
— Душ десять.
— Надежные?
— Да.
— Мотай с ними на дачу и жди меня. Я подъеду через два часа. Все. Действуй!
Редькин вытащил из-под стола хозяйственную сумку, с которой Птица-секретарь бегала за продуктами, вернулся в кабинет и открыл сейф. «Влезут? — он охватил взглядом бумаги. — Должны».
Три папки, в которых хранились документы с грифом «совершенно секретно», Редькин положил в кейс, в него же — пленки с компроматом на Пузырева и две пачки, в каждой — по пятьдесят тысяч долларов. Это был его загашник, неприкосновенный запас на всякий пожарный случай. Все остальные бумаги он свалил в сумку и вызвал Птицу-секретаря.
— Я вас слушаю, Алексей Васильевич.
— Ты лучше слушай, что преподаватели говорят, и запоминай! — назидательно проговорил Редькин. — Ходишь на лекции?
— А как же! Я уже на пятом курсе.
— Значит, без пяти минут прокурор?
— Адвокат.
— И кого же ты будешь защищать?
— Демократию.
Редькин расхохотался и бросил на край стола толстенькую пачку сотенных купюр.
— Здесь пять миллионов. Аванс, так сказать, за будущие услуги.
— Какие именно?
— Адвокатские.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, — перебил Редькин, — что верю в твои способности и твою преданность, поэтому учись, учись и учись! Кто так говорил?
— Ленин.
— Правильно. А что он из себя представлял?
— Ну, в общем… это — личность.
— Бандит он, — рассмеялся Редькин. — Ладно, бери деньги и сматывай. Мне некогда.
— Вы что, уезжаете? — спросила Томка, осторожно осматриваясь.
— В командировку.
— Надолго?
— «Может быть, на го-од, а может быть, на два-а»… — шутливо пропел Редькин. И уже сухо, по-деловому: — Где мои обормоты?
— В буфете.
— Скажи им, чтобы топали сюда. И быстренько.
— Хорошо.
Томка испарилась. Редькин прошел в «темнушку» — так он называл свою подсобную комнату, — сбросил пиджак и нацепил наплечную кобуру, в которой плотно сидел «Макаров». Затем надел кожаную куртку, переложил в нее документы и, обведя взглядом свое хозяйство, горестно вздохнул — простился.
Из тамбура в кабинет вошли три рослых молодца — два телохранителя и адъютант, молчаливые, напряженные, готовые, как звери, прыгнуть в любой момент на свою жертву. Редькин указал на хозяйственную сумку и направился к двери.
— Счастливо, Томка!
— Успеха вам, Алексей Васильевич!
У подъезда Редькина ждали две машины, «мерседес» и «Волга» с форсированным движком. Он сбежал по ступенькам и сказал, обращаясь к троице:
— Запомните адрес… Второй этаж, квартира восемь.
— Адом? — растерянно спросил адъютант.
— Я покажу… Что от вас требуется? Мгновенно вышибить дверь, заткнуть хозяйке рот, затолкать в машину и следовать за мной — в Кубинку, на дачу к Пузыреву. Понятно?
— Сделаем, — синхронно кивнули телохранители.
Адъютант привычно щелкнул каблуками.
Томкус и Краковская, сидя по бокам стола, быстро и, можно сказать, весело — узнав, что опасность миновала и правоохранительные органы претензий к ним не имеют, они мгновенно пришли в хорошее настроение — строчили объяснительные записки, Родин дежурил у телефона, Климов читал газету, Егоров в глубоком раздумье стоял у камина и смолил сигарету за сигаретой.