Длинным перламутровым ноготком Валя осторожно подцепила обложку какого-то банковского удостоверения и, увидев фото Бевз-лина, подняла на Пафнутьева изумленные глаза.
— Никогда бы не поверила, — прошептала она.
— А теперь, когда поверила, ответь мне, пожалуйста, на три вопроса. Только три, не больше. Годится?
— Заметано, — кивнула Валя.
— Вопрос первый. Куда идут эти младенцы, кому они нужны в таких количествах, для каких таких целей?
— На запчасти идут. На Запад. На цивилизованный, культурный, благоустроенный Запад. Там люди тоже иногда болеют, а спасти их может только настоящий человеческий орган — почка, глаза, сердце… Состоятельные люди готовы платить любые деньги… Любые, в самом прямом смысле слова. Оставшаяся часть младенца идет на всевозможные инъекции, сыворотки, выжимки… Некоторым престарелым гражданам какой-нибудь Германии или какой-нибудь Голландии очень помогает. Не всегда, не всем, но помогает. Надежда умирает последней, — без улыбки закончила Валя.
— Хорошо, — кивнул Пафнутьев, хотя вертелось у него на языке десяток уточнений, хотелось ему все выяснить до конца, но надо было соблюдать уговор. — Вопрос второй… Как мог ребенок попасть в руки этого пропойцы и прохвоста Самохина?
— Трудно сказать, — Валя повела плечом, словно отгораживаясь от этого вопроса. — Можно только предположить… Дети были подготовлены к отправке, законсервированы…
— Это как? — не удержался Пафнутьев.
— Что-то им вводят в организм, чтобы они какое-то время спали. Другими словами, чтобы вели себя смирно, не кричали, не визжали, не поднимали шум. Мало ли — таможня, досмотр, проверка… А они, возможно, упакованы в ящики, контейнеры… Об этом можно только догадываться. Так вот, дети, возможно, были законсервированы, подготовлены к отправке потребителю или заказчику, называйте его, как хотите… А тут подвернулся Самохин… И он попросту украл ребенка. Это одно из предположений. Другие можете придумать сами.
— Понял, — Пафнутьев помолчал, бросил взгляд на невозмутимо сидящего Овсова. — И последний вопрос, Валя… А кто вы там, в роддоме?
— Секретарь главврача.
— Там лучше, чем здесь?
— Это уже четвертый вопрос, но я отвечу… Там нет ночных смен…
— Разве? — обронил Овсов.
— Там нет обязательных ночных смен, если тебе так больше нравится, — Валя растрепала седые волосы Овсова. — Не думай об этом, Овес, не давай волю воображению.
— Если бы я давал волю воображению, то я, наверное, дал бы волю и рукам.
— У тебя руки и так заняты, — усмехнулась Валя. — Не отвлекайся. Мне пора, — она поднялась. — Не вздумайте мне звонить, Павел Николаевич. У нас это не поощряется. Будьте осторожны, берегите себя.
Возможно, Пафнутьев не был тонким и проницательным человеком, тонким и проницательным следователем, но шкуру он имел чрезвычайно чувствительную и ощущал приближение событий задолго до того, как они созревали и валились ему на голову. Сидя рядом с Андреем и вдыхая весенний воздух, свежей струей врывающийся в салон машины, он мучительно пытался вспомнить несколько слов, которые больно царапнули его сознание. Произнес ли он их сам, или лениво и хмельно обронил Овсов, а может, Валя скороговоркой выпустила их на волю…
И Пафнутьев начал перебирать весь разговор с начала до конца, потом еще раз и, наконец, нащупал он эти царапающие слова, нащупал в самом конце беседы с Валей. И, облегченно откинувшись на спинку сиденья, с блаженной улыбкой закрыл глаза. Теперь он ни за что не забудет их ни при каких обстоятельствах. Это были последние слова, которые произнесла Валя, уже прощаясь. «Береги себя», — сказала она.
Слишком часто эти слова звучали последние дни, чтобы можно было пройти мимо них, не услышав, не оценив. Несколько раз их повторил Шаланда, он просил беречь старика Чувьюрова, пьяницу Самохина, младенца, который спал так крепко и беспробудно, что мог и в самом деле не проснуться. На сегодняшний день только младенец пока и уцелел, остальных Пафнутьеву спасти не удалось. Теперь, дай Бог выжить самому. Что-то последнее время слишком часто ему советуют беречь то одного, то другого… Теперь вот и сам получил серьезное предупреждение…
— А я ведь выполнил ваше задание, Павел Николаевич, сходил в домоуправление, — произнес Андрей, не отрывая взгляда от дороги. — Семь стариков и старух завещали свои квартиры фирме «Фокус». Пятеро из них умерли.
— Отчего умерли? — почти без интереса спросил Пафнутьев, уже зная ответ, старик Чувьюров подробно рассказал ему об этом.