— В каком смысле?
— Я купил у фокусников две смежные квартиры, но когда узнал некоторые подробности, о которых ты сегодня говорил… Решил эти квартиры продать. Уже дал объявления, — Халандовский тоже залпом выпил свой стакан, оставив на дне тонкий слой пены. — Понимаешь, Паша… Боюсь мертвецов, — Халандовский виновато поморгал глазами. — Это только с виду я такой большой да румяный… А на самом деле, внутри, я бледный и немощный, вздрагиваю от резкого звука, от скрипа половицы, от тени, от колыхания шторы… Однажды я переночевал в той квартире… Там действительно что-то шевелилось, шелестели шторы, в шкафу что-то шуршало… И это… Шум, понимаешь? Шум в ушах. А в туалете кто-то покряхтывал и шумно спускал воду.
— Прежний хозяин нужду справлял, — без улыбки сказал Пафнутьев. — Будешь свидетелем?
— Не буду, — твердо сказал Халандовский. — Свидетели живут еще меньше, чем твои старики и старухи.
— С кем ты подписывал договор о покупке квартиры?
— Его фамилия Шанцев. Он глава «Фокуса». Но Шанцев — это шестерка. Истинный главарь — Бевзлин. Я тебе это уже говорил.
— Помню. А ты знаешь, что он младенцами торгует?
— Знаю.
— И молчишь?!
— Я очень переживаю, Паша, по этому поводу, — Халандовский прикрыл глаза стаканом. — Все время думаю, как помочь несчастным малюткам… Просто ума не приложу. И так товар выложу на прилавке, и эдак разложу… Ничего не помогает, Паша. Даже кассиршу заменил в зале.
— Понял, Аркаша, — кивнул Пафнутьев. — Виноват. Прости великодушно. Конечно, каждый должен заниматься своим делом. Если я доживу до конца этой недели, то буду жить еще долго и счастливо.
— Обострение болезни? — участливо спросил Халандовский.
— Приступ.
— Может быть, тебе просто скрыться на это время? У меня есть хорошее местечко. А?
— Квартира от фокусников? — усмехнулся Пафнутьев.
— А ты не смейся… Это единственное место, где тебя не будут искать. И это… Ты извини, Паша, что я с тобой так невежливо поговорил, но… Бевзлин — не человек. Я не говорю, что он плохой, в носу ковыряется при людях, что у него хромает нравственность или еще что-то… Я произношу нечто иное — он не человек. И люди, которые оказываются у него на пути, просто исчезают.
— Я знаю одного, который оказался у него на пути и не исчез, — усмехнулся Пафнутьев. — Ты знаешь, где сегодня утром нашли его роскошный «мерседес»?
— Об этом уже весь город знает… Тысячи людей побывали возле этого несчастного «мерседеса». Там, от Луначарского, запах столь густой… но это никого не остановило, Паша.
— Так уходят кумиры, диктаторы, властелины… Под смех толпы.
— Да, — согласился Халандовский. — Но при этом они успевают немало людей прихватить с собой. Уходя. Исчезая. Это твой парнишка устроил? Он Бевзлину в штаны наделал?
— Он ему туда бутылку соуса выдавил. Мексиканского, между прочим.
— Мексиканского?! — ужаснулся Халандовский. — У Бевзлина наверняка сейчас сплошное воспаление яиц!
— Умрет он от другого, — жестковато сказал Пафнутьев. Странные слова произнес, без угрозы, без желания взбодрить себя или придать смелости Халандовскому. Просто вдруг выскочили откуда-то эти жутковатые слова, и Халандовский понял, что за эти слова Пафнутьев отвечать не может, они принадлежат не ему. Скорее всего, высшие силы выбрали Пафнутьева, чтобы озвучить свое решение. А может быть, Пафнутьев сам уловил носящийся в воздухе приговор…
Наконец-то Пафнутьев добрался до своего стола и углубился в работу. Сначала он разложил снимки, сделанные в подвале, где нашли несчастного Самохина, тут уж Худолей постарался — со всех сторон заснял он раздавленный череп, устремленный в небеса мертвый взгляд незадачливого торговца детьми, полки с запасными гайками, прокладками, унитазами, угол, заваленный пустыми бутылками, и прочие прелести сантехнической мастерской.
Отдельной стопкой лежали копии договоров, которые фирма «Фокус» заключала с престарелыми гражданами, позарившимися на ежедневную бутылку кефира, булку хлеба и пачку пельменей — это был обычный набор, который поставляли фокусники своим клиентам. Тут же лежали копии свидетельств о смерти. На отдельном листке Пафнутьев выписал даты договоров и даты смертей, они различались в полгода, иногда месяцев в девять — клиенты умирали, даже года не попользовавшись даровым кефиром.
В дверь раздался негромкий осторожный стук, и когда она чуть приоткрылась, в щель протиснулась печальная мордочка эксперта Худолея.