— Здравствуйте, Павел Николаевич, — сказал он, обернувшись, наконец, к Пафнутьеву.
— Здравствуйте, — охотно ответил Пафнутьев. — Чем могу служить?
— Служить? — удивился гость. — Вы готовы служить?
— Только этим и занимаюсь.
— Кому служите?
— Правосудию, если позволите так выразиться.
— Выражайтесь, Павел Николаевич, как вам будет угодно. Даже в моем присутствии.
— А вы, простите, кто будете? — спросил Пафнутьев и, взглянув на себя со стороны, остался доволен. Несмотря на необычность положения, в которое он попал, оказавшись чуть ли не заложником в собственном кабинете, голос его не дрожал, руки спокойно лежали на столе, на лице ему удалось даже держать улыбку. И сонное выражение лица не покинуло его, и это ему удалось сохранить.
— Моя фамилия Бевзлин, — ответил гость. — Слышали?
— А, — протянул Пафнутьев. — Так это вы и есть… Очень приятно. Давно хотел с вами познакомиться. А тут вы сами, да еще и с друзьями, — он оглянулся на амбалов, замерших у двери.
— Вы хотели со мной познакомиться? Зачем? — по лицу Бевзлина пробежала тень не то недоумения, не то легкого гнева.
— Я следователь и по долгу службы вынужден знакомиться… с некоторыми гражданами… Хочу я того или нет. Но в данный момент я чувствую себя пленником, может быть, даже заложником, жертвой неожиданного, но очень успешного налета на прокуратуру.
— За прокуратуру не беспокойтесь, Павел Николаевич. Пусть она себе небо коптит. Мне она, во всяком случае, не мешает.
— Чем же это я успел помешать вам, господин хороший? — только по последним двум словам знающие Пафнутьева люди сразу бы догадались — заводится Пафнутьев, заводится, и терпение его кончается.
— Меня зовут Анатолий Матвеевич, — холодно сказал Бевзлин и остренькие его желваки нервно дернулись — он тоже мог сорваться каждую секунду.
— Ну и пусть зовут, — сказал Пафнутьев с некоторой небрежностью. — Зачем мне это знать? Когда понадобитесь, я вас приглашу, Пока не вижу в этом надобности.
— А если я не приду?
— Доставим. С помощью наряда милиции.
— А если…
— Никаких «если», — твердо произнес Пафнутьев. — Доставим. Можете в этом не сомневаться.
— Ладно, — проговорил Бевзлин, и уши его нервно дернулись назад. — Замнем. Не хотите с нами проехаться, Павел Николаевич? Здесь недалеко… А?
— Нет. Не хочу.
— А придется, — весело сказал Бевзлин и оглянулся на своих телохранителей. И каждый из них сделал шаг к столу. Все трое как бы заключили Пафнутьева в живое, враждебное кольцо.
Скосив глаза в сторону, Пафнутьев поискал какие-нибудь тяжелые предметы, но кроме глиняных горшков с цветами на подоконнике, не увидел ничего подходящего. А к подоконнику еще пробиться нужно. Нет, не пробиться, с сожалением подумал он, подоконник был отгорожен от него мощным центнером мяса одного из амбалов. И к двери не пробиться — прямо перед его столом стоял еще один детина с каменным выражением лица.
— Вчера меня оскорбил ваш водитель, — вымученно сказал Бевзлин, поскольку он вынужден был все-таки объяснить, зачем пришел, по какому поводу, а дальнейший разговор без этого объяснения вообще терял всякий смысл.
— Сильно оскорбил? — уважительно поинтересовался Пафнутьев.
— Такое не прощается.
— Я обязательно с ним поговорю. Скажу ему, чтобы он больше вас не обижал. Сделаю ему очень строгое внушение, — добавил Пафнутьев, чтобы уж совсем успокоить Бевзлина. — Очень строгое.
— Не надо со мной так разговаривать, Павел Николаевич, — произнес Бевзлин с трудом. Лицо его покрыла неестественная бледность, глаза остекленели, рука, уверенно лежавшая на столе Пафнутьева, начала вздрагивать от нервной дрожи.
— Что же он такого с вами сделал? — невинно спросил Пафнутьев, понимая, что держится неплохо, что в этом разговоре он явно переигрывает Бевзлина.
— Он утопил в говне мою машину, — ответ был глуповатым, но ведь и невозможно постоянно говорить умные вещи при умственных способностях среднего уровня.