— Я его убью, — тихо, почти неслышно, одними губами проговорила Надя.
— Вот это уже разговор, — одобрил Андрей. — Твоя девочка была приготовлена к отправке в невероятно гуманную европейскую страну, куда именно, не знаю. В девочку ввели какую-то заразу, и она несколько суток не могла проснуться.
— Боже! — простонала Надя сквозь зубы.
— Последнюю неделю она провела в реанимации. Ее вытащил с того света один хороший человек, когда-нибудь я тебя с ним познакомлю. Он ничего мужик, пафнутьевский приятель.
— Я его убью, — повторила Надя, и Андрей понял, что она не слышала ничего, что он говорил. — Сама убью. Никому не позволю это сделать. Он мой. Понял? — она резко повернулась к нему, и Андрей в свете фонаря еще раз убедился, что все-таки она очень красивая. Надя, не мигая, смотрела на Андрея широко раскрытыми глазами, и они были до самых краев полны ненавистью. — Не вздумай с ним что-нибудь сделать. Понял?!
— Посмотрим, — неопределенно проговорил Андрей.
— Я не буду повторять все его слова, обещания, заверения, не буду перечислять его подарки. Но все это придает его подлости такой чудовищный смысл, что только я, только я могу вынести приговор и исполнить его.
Надя включила дворники, и они двумя взмахами сняли с ветрового стекла сверкающие капли дождя. Дождь и сейчас еще барабанил по крыше, первый весенний теплый дождь, который смоет остатки снега, сугробов, смоет остатки зимы с улиц города.
Увидев появившуюся в дверях Надю, Бевзлин вскочил, выбежал из-за своего стола и бросился навстречу с распростертыми объятиями. На лице его играла счастливая улыбка, глаза сверкали радостно и озорно, белые зубы блестели и вызывали нестерпимое желание улыбнуться в ответ.
И Надя улыбнулась, прижалась к груди Бевзлина, на глазах ее невольно выступили слезы.
— Неужели нашлась?! — воскликнул Бевзлин. — Неужели цела и здорова?!
— Жива, Толик, жива, — сказала Надя и, отстранившись, посмотрела на него ясными глазами.
— Куда же ты пропала? Я обзвонился, обыскался, изрыдался!
— Меня похитили, — Надя пожала плечами, как бы говоря, что Бевзлин и сам мог бы догадаться, нечего спрашивать о таких очевидных пустяках.
— Кто? — улыбка сползла с его лица. — Неужели он?
— Да, Толик, да. Твой лучший друг — ассенизатор.
— Я же приставил к тебе двух ребят!
— Твои ребята — дебилы. Я не ругаю их, нет, не обзываю. Это просто медицинское определение. Они дебилы, Толик. Этот тип запихнул меня в машину, захлопнул дверцу и уехал.
— А дебилы? — мрачно спросил Бевзлин.
— Они выбежали на дорогу и долго, старательно махали руками. И кричали. Что-то очень громкое и гневное. Я слышала их крики, пока Андрей не повернул за угол.
— Его зовут Андрей? — Бевзлин посмотрел на Надю исподлобья, будто хотел в ее словах услышать нечто большее, о чем она сказать не хотела.
— Ты и раньше это знал, — Надя опустилась в кресло у журнального столика, вынула из сумочки пачку сигарет, закурила.
Бевзлин молча прошел за свой стол, отодвинул от себя телефон, попробовал вчитаться в какую-то бумагу, но отодвинул ее. Нервно постучал пальцами по столу, не выдержав, подошел к Наде и сел рядом, в соседнее кресло.
— Куда он тебя повез? Ты выглядишь бледной.
— Мало бываю на свежем воздухе, — Надя услышала только последние слова Бевзлина.
— Я спросил, куда он тебя повез?
— Не надо об этом, Толик. Мой рассказ не доставит тебе много радости. Мне кажется, кое-что тебя даже огорчит. Хотя мы с тобой немного разошлись, ты ко мне охладел, и я к тебе тоже, хотя у тебя появилась девочка моложе и краше меня, и ты постоянно именно с ней находишься на горячей линии связи… Я не буду говорить тебе об этой ночи. Это тебя огорчит.
— Неужели он и здесь успел? — проговорил Бевзлин каким-то мертвым голосом.
— Успел, Толик, успел. И здесь тоже. Беспризорную девочку кто угодно может обидеть, беспризорная девочка к любому плечу прислонится… И ее трудно винить за это, Толик.
— Он знал о наших с тобой отношениях?
— Я сама рассказала ему об этом. Правда, не сказала, что все это в прошлом, я заверила его, что наши лучшие дни с тобой — это нынешние дни. Ты не обижаешься на меня за это?
— И что же он?
— Мне показалось, что после этого он воспылал ко мне какими-то чуть ли не исступленными чувствами.
— Когда ты ушла от него?
— Как только он меня отпустил, так я сразу и ушла. Было уже утро.
— Значит, ты говоришь, — медленно протянул Бевзлин, — что когда он узнал, что ты… что ты моя женщина… Это его не остановило?