– Наконец-то! Чего только не сделаешь ради автографа.
Был декабрь 1947-го. Следующие два года, пока Колумбия захлебывалась в крови враждующих партий, молодожены путешествовали по Латинской Америке с концертами. Эти гастроли стали медовым месяцем, который иначе они не могли бы себе позволить. Новости из Колумбии шли долго и доходили не все, но Фаусто навсегда запомнил, где его застало известие об убийстве Гайтана. Девятого апреля 1948 года он был в Кито и только что прочел со сцены стихотворение Лорки. Сообщалось, что Хуан Роа Сьерра, молодой розенкрейцер, безработный, параноик, подстерег Хорхе Элиесера Гайтана у выхода из конторы на углу Седьмой карреры и проспекта Хименеса и выстрелил в него три раза в упор. Эти выстрелы не только лишили жизни будущего президента Колумбии, но и дали старт войне, очень скоро поглотившей страну. Фаусто сказал Лус Элене:
– Дядя знал, что это случится.
Фаусто не видел, как в Боготе бушевали народные протесты, как на крышах Седьмой карреры стояли снайперы, как с террасы школы Сан-Бартоломе отстреливались священники, как мародеры били витрины и уносили лампы, холодильники и кассовые аппараты, как напротив собора горели перевернутые трамваи, как в арочных галереях у домов скопились за следующие три дня тысячи трупов, а близкие даже не могли выйти на улицу, чтобы опознать своих. Центр Боготы был разрушен, и только ливень погасил пожар, успевший пожрать целые здания. Языки этого пожара словно воспламенили остальную страну, запалили фитиль насилия. Пока Фаусто и Лус Элена путешествовали по Перу и Боливии, подчинявшиеся консерваторам полицейские ворвались в имение «Цейлон» в Валье-дель-Каука и убили сто пятьдесят человек, причем большинство сожгли. Пока Фаусто и Лус Элена путешествовали по Чили и Аргентине, двадцать два человека, слушавших политическую лекцию в Либеральном доме в Кали, были убиты консерваторами в штатском, и в отдаленных частях страны стали появляться первые комитеты сопротивления – поначалу это были просто вооруженные чем попало крестьяне. Подавлялось сопротивление жестко – в Антиокии, как Фаусто и Лус Элена узнавали из писем, тоже. Поэтому Фаусто страшно удивился, когда в Буэнос-Айресе Лус Элена вдруг сказала, что пора возвращаться в Колумбию. Но у нее оказался неопровержимый довод: она была беременна.
Серхио Фаусто родился 20 апреля 1950 года, на переломе века, в больнице Сан-Висенте-де-Пауль. Через два года родилась Марианелла. Фаусто впервые в жизни обрел что-то вроде финансовой устойчивости: он вел на радио «Голос Антиокии» невероятно популярную передачу «Гармония и грезы», и у него еще оставалось время сколачивать труппы экспериментального театра – в Медельине раньше о таком даже не слышали. У него были друзья, точнее даже закадычные приятели: врач Эктор Абад Гомес, журналист Альберто Агирре, художник Фернандо Ботеро и поэт Гонсало Аранго. Всем не исполнилось еще и тридцати, все стремились к большим свершениям. Каждый зарабатывал как мог, а собираясь, они пили самогон, спорили о политике и читали стихи. Тесть Фаусто, дон Эмилио Карденас, благодаря кулинарным талантам своей жены основал небольшое домашнее производство пасты, полубизнес, полухобби, и Фаусто подрабатывал тем, что на дребезжащем фургончике развозил по всему Медельину лапшу и собирал с клиентов оплату. Так ему удалось накопить на один из первых портативных магнитофонов, появившихся в Колумбии. Гонсало торжественно окрестил его тремя каплями самогона: «Нарекаю тебя „Голосом богов“, магнитофон!» Друзья души не чаяли в этом устройстве. «Это же мой голос, мой голос! – изумлялся Альберто, слушая запись. – Эта хреновина изменит мир!» Первым, что записали на магнитофон, стали стихи Мигеля Эрнандеса: Франко подверг их абсолютной цензуре, Эрнандеса не читали нигде в мире, и одного этого хватило, чтобы кружок Фаусто Кабреры сделал его своим идолом.
В свободное от развозки лапши время Фаусто выступал в небольших залах перед восторженной публикой, а Лус Элена неизменно сидела в первом ряду и шевелила губами в такт мужу, утверждавшему, что целиной торится дорога, тропка тянется за путником и никогда еще раз не пройти ему той тропой. Кроме того, он начал собирать актеров и ставить малоизвестные в Колумбии, но классические пьесы. Постановки вызывали интерес, обретали преданных поклонников. Массовых убийств, между тем, стало так много, что про них уже не писали в газетах. Фаусто вспоминал статью, которую ему когда-то показал дядя Фелипе, узнавал себя в упомянутом там иностранце, смотрящем на колумбийскую реальность, и задавался вопросом, почему все так равнодушно относятся к происходящему? Может, насилие касалось только деревенских, и потому городские воспринимали его как нечто слишком далекое? Положение так долго не улучшалось, что в конце концов произошло то, чего многие ожидали: в 1953 году подполковник Густаво Рохас Пинилья совершил государственный переворот, якобы намереваясь прекратить кровопролитие.