— Тоже некому. Там, где касатки, никогда не будет акул. А только они могут съесть потомство касаток. Вот и выходит, что в Арктике вершина пищевой цепочки, это белый медведь, а в Ледовом океане — касатка.
Валька немного подумал. Добросовестно почесал затылок. С сожалением плюнул в костер:
— Все-то ты знаешь. Где начитался?
— Как и ты. В интернете. С одной лишь разницей — я в сетях не на баб голых смотрю, а интересуюсь наукой.
— Я протестую! — взвился юный бурильщик. — У меня нареченная есть. И на баб голых я не смотрю.
Потом украдкой добавил:
— Но, разве что иногда…
Все прыснули от смеха. Валька мог поднять настроение. Даже будучи в такой трагической обстановке.
Сегодня первым дежурил Григорий.
С тем и уснули, завернувшись в мешках с одеялами. Три костра горели в ночи, отдавая свое тепло звездному небу.
Гриша заступил на дежурство.
…А где-то в черноте тундры, скрываясь за сугробами, неотлучно и непрерывно наблюдали за путниками чьи-то глаза. Глаза, налитые кровью. Глаза, способные сверкать в темноте.
Гриша проверил ружье. Клонило ко сну. Борясь с желанием провалиться в сладкие грезы, когда ты незаметно замерзаешь в снегах, отважный полярник поднялся. Размял ноги. Бросил взгляд на спящих друзей. Странно… Степан Поздняков свернулся калачиком, словно домашняя кошка: не хватало только хвоста. Так не может спать человек. Не его природная поза.
— Хм-мм… — еще раз удивился Григорий. Ну, точно, что кот или собака. Совсем по-животному спит.
И тут же подумал: а кто, собственно, он таков? С соседней бригады? Ну, видел его пару раз на буровых вышках. Привет, да привет. Никто из группы Строева его толком не знал. Куда он там летел, говорил? В Воркуту? За посылками своей смене? Ребята просили забрать?
— Хм-мм… — вторично хмыкнул нефтяник, разминая затекшие ноги. Морозило. Было тихо, и как-то тревожно.
А что потом? Летел с нами в салоне. Потом взрыв. Крушение. Упал вместе с нами. Был тих, молчалив. Помогал хоронить. Собирал вместе вещи. Но вот его взгляд иногда…
Стоп! — осадил свои мысли Григорий.
СТОП-СТОП!
Этот взгляд, в беса душу…
Он его недавно видел. Рывком. Незаметно. Скользнул гневом — смотрел на Семена.
Гриша неуверенно отошел от спящих друзей. Еще раз посмотрел на Степана. Тот лежал, свернувшись по-собачьи, клубком.
Да нет. Бред какой-то. Зачем парню такой алчный взгляд на Семена? Что он ему сделал плохого?
Григорий принялся мерить шагами от костра к костру, чтобы не озябли затекшие ноги. И размышлял:
Ну, положим, можно списать такой взгляд ненависти на шок от крушения. Мы ведь не знаем этого парня. Положим, ему слегка неуютно в новой компании — потому и молчит. Да ну, бес его на хрен. Просто показалось.
Отбросив эти мысли, Григорий сам не заметил, как отдалился от спящего лагеря довольно прилично. Размышляя о новом члене группы, он машинально разминал озябшие ноги, постепенно отдаляясь от костров. Пока вдруг не обнаружил, что оказался в темноте. Три веселых огонька горели метрах в пятидесяти от него. Нет, даже больше.
Он внезапно напрягся. Встал как вкопанный. Сразу дунуло холодом. Жуткий страх сковал сознание. Держа наготове винтовку, он сделал уже шаг назад… как вдруг!
— О-ох, мама… — вырвался тихий выдох.
Подобно вихрю, на него обрушилась сразу целая стая волков. Он не успел даже отпрянуть, как тут же был растерзан на несколько частей, оставляя на лишайнике куски окровавленных конечностей. Восемь или девять крупных животных с оскаленными в ярости клыками метнулись буквально ниоткуда. Как они могли так тихо и незаметно подобраться, одному Богу известно. Волки окружили Григория, дождавшись мгновения, когда тот повернется к ним спиной, тотчас напали. Это было похоже на стремительную целенаправленную атаку, словно кровожадными тварями руководил какой-то неведомый разум. Нападение было настолько быстрым и тихим, что Гриша поначалу опешил, не успев спустить курок. Всё что осталось от полярника, это пара разорванных самодельных унтов из брезента с обрывками ваты, да обглоданные кости.
Все произошло за секунды.
Шелест какого-то непонятного звука: Вшу-ууххх…
Тихий всхлип. Стремительная атака сразу нескольких огромных тварей. Не успевший вырваться крик. Острая пожирающая боль. На спину бросились сразу два зверя. Клыки вонзились в пульсирующую артерию. Григорий повалился в снег, исчезая под яростно рычащим клубком смерти. Его протащили по земле, разорвав на части так же моментально, как и Петруху, не дав возможности защититься ружьём.
Потом миг… и тишина.