Некоторые книжные слова произносит он неправильно: «карма», как «корма лодки». «У человека есть астральное тело»… «Почему же не ходите в церковь?» – спрашиваю я у него. «Наступит время, отвечает, я пойду»… Он варит кашу собаке и с удовольствием рассказывает. Останавливаясь на самых интересных местах, выходит во двор за дровами, старыми досками и какими-то гнилушками. Убранство избушки, которое я рассматривал, оставаясь один, с каждым его рассказом казалось мне все чуднее: на всех вещах такая толстая пыль, будто они посыпаны землей.
В то, что он рассказывает – не верится, чересчур складно и – всё как в старинных житиях святых или сказках. Вот, например, вернувшись домой из Семипалатинска, он уже умирал от облучения, но его спасло таинственное посещение в 196… году, на второй день после Успения Богородицы. Это – главный престольный праздник в нашем городишке. В дом пришли две женщины, по виду цыганки. Одна веселая, красивая, лет тридцати пяти, руки у нее были скрыты под фартуком, сказала: «Давай погадаю!» Другая, совсем темная, видно, помощница, стояла все время молча. На лавке в горнице сидела мать и две старушки, родственницы. «Цыганки всё врут!» – ответил Николай. «А хочешь, я тебе всю жизнь расскажу?» – сказала цыганка. И стала рассказывать обо всех его родственниках и тех бабках, что сидели рядом, и оказалось – всё правда. Рассказывала ровно и – будто бы по старинной книге. Потом она начала говорить Николаю: «Ты родился третьим ребенком»… «Вторым – у меня был только один брат, Борис», – поправил он. Но мать тут же подтвердила – третьим: был еще выкидыш…
Дальше цыганка стала рассказывать «то, что только он один о себе знал». О службе в армии сказала, что «служил ты на кухне у дьявола – дьявол там землю жег и развеивал пепел». «Потом я долго думал, – сказал Николай, – и понял, что дьявол – Курчатов, и лицо, и бородка, как у сатаны. Он же там центр организовал»… Цыганка попросила позолотить ручку и дать ей самую большую железную монету, тогда это был полтинник. Рассказала его родовую до десятого колена: все были русские крестьяне, только один – печенег, живший в двенадцатом веке.
Тут Николаю показалось, что он где-то видел эту женщину: вспомнил – на иконе, в деревне. Похожа она была и на Богоматерь. Николай шагнул к иконе Богоматери – посмотреть, сравнить, но пришелица его остановила странным словом: «Ты мне здесь нужен!» Взяла за руку и вывела в сени, и пока Николай там тесал дощечки топором, она ему досказала, что надо сделать, чтобы вылечиться.
«Вылечиться ты можешь отварами трех растений суходольных и трех болотных. Если ты в мои слова не веришь, то вспомни их, когда тебе станет худо». Назвала – среди них хвощ, кора дуба, чистотел… Все шесть Николай мне перечислил. Она регламентировала ему топить печку каждый день до полудня или вовсе не топить. Не носить одежду с чужого плеча, не заходить в чужие дома, потому что «иммунитет еще слаб, и можно заболеть той болезнью, которой болели хозяева». И многое другое. Она говорила часа полтора. «Как же вы запомнили всё?» – спросил я. «Что-то я и забыл, – сказал Николай, – но вот странно: когда мне нужно, оно вспоминается. Или начну что-нибудь делать наоборот – тоже вспомню… А икону ту, на которую я хотел посмотреть, потом украли воры».
У икон в красном углу мерцает лампада: «Это тоже она мне велела, чтобы всё время горела». Лечиться шестью травами он начал лишь в 198… году, а лишь через девять лет почувствовал облегчение. Потом, опять же по её совету, начал голодать. Держал пост по тридцать четыре и по тридцать пять дней. Один раз упал от слабости в огороде, старушки-соседки помогли встать, приносили ему еду, но он не брал: «Мне нельзя чужое!» Все это было, когда он жил без денег, зарплату не давали, а на биржу он – «это тоже мне нельзя» – не встал…
Печенегов я не помню даже с картинок, но пока разговаривали, казалось, что на его лице словно тень проступает: широкоскулая память о печенеге – и глаза иногда как бы сужаются. На прощание в сенях он угощает меня крупными яблоками из корзины, поставленной здесь, на холодке: «Я их не ем». Знакомство наше давно стало постоянным, всё более дружественным. Он всегда рад поговорить о разных случаях, которые, правда, чаще смахивают на выдумку. Но это-то и притягивает: Коля Умный сам – как живой, чудной случай…