— Твой отец пришел, Алек, — шепчет моя девочка с огромным облегчением, отчего ее голос становится хриплым. — Мы спасены!
Я притягиваю ее ближе к себе, и вместе мы находим выход из склада, который был нашей тюрьмой на протяжении недель ... месяцев.
Я не узнаю, как долго мы были пленниками Проди, пока не поговорю с отцом.
Папа приехал.
Если бы только он пришел раньше.
От потери крови у меня начинается сильное головокружение, и Эверли изо всех сил пытается удержать меня на ногах, пока тащит к ближайшему внедорожнику.
— Алеку нужно в больницу. В него стреляли! — кричит она кому-то.
Я не могу держать голову, и начинаю то приходить в сознание, то снова терять его.
По крайней мере, Эверли будет жить.
Сильные руки хватают меня, и я оказываюсь на заднем сиденье внедорожника. Проходит всего несколько секунд, прежде чем я чувствую, как руки Эверли надавливают на пулевую рану на моем бедре.
— Нам нужно спешить, — кричит она, отчаяние в ее голосе становится все сильнее.
Я все еще слышу выстрелы, и не могу сказать, сколько времени мы ждем, пока внедорожник не качается из-за мужчин, забирающихся в машину.
— Александр, — рявкает папа.
Годы тренировки заставили меня поднять голову.
— Не смей, блять, умирать, — приказывает он.
— Да, сэр, — бормочу я невнятно.
Григорий садится за руль, заводит двигатель и везет нас прочь от адской дыры, где я потерял своего брата и обрел всепоглощающую любовь.
Я понятия не имею, где мы находимся, когда папа рявкает:
— Останови машину.
Григорий съезжает на обочину, и снова у меня перед глазами все расплывается от потери слишком большого количества крови.
— Алек! — Кричит Эверли, возвращая меня к реальности. Она хватает меня за руку, но это длится всего секунду, прежде чем ее отрывают от меня.
— Нет! — Используя последние силы, я открываю дверь и, пошатываясь, выхожу из внедорожника. — Стой! — Мои глаза фокусируются на папе, когда он толкает Эверли в поле. — Папа! — Кричу я, но мой голос слишком слаб, чтобы докричаться до него.
Тело подводит меня, и когда я падаю на колени, три выстрела эхом отдаются в ночи.
Нет-нет-нет-нет!
Весь мой мир рушится, когда я вижу, как пули попадают в Эверли. И я понимаю, что мое здравомыслие лопается.
Последнее, что я вижу, – это как она падает на землю.
Глава 16
Алек
Приходя в себя, я чертовски сбит с толку.
Мое тело словно разорвано на части, и я изо всех сил пытаюсь открыть глаза.
На какое-то блаженное мгновение я не помню, что произошло, когда оглядываю стерильную комнату и вижу Мишу, сидящего в кресле.
Мой лучший друг смотрит на меня, и его лицо мгновенно расплывается в улыбке. Он бросается к двери и, высунувшись в коридор, кричит:
— Алек проснулся!
Мои родители и Тиана врываются в больничную палату.
Мама выглядит так, будто постарела на десять лет: в ее темно-каштановых волосах пробиваются седые пряди. На ее лице появились новые морщины, а глаза потускнели от душевной боли.
Тиана начинает плакать и подходит, чтобы взять меня за руку.
Затем мой взгляд останавливается на суровом лице моего отца.
Винсент.
Эверли.
Момент блаженства разлетается на осколки, и каждый осколок разрывает мою душу в клочья.
Голова моего брата падает назад, и из огнестрельной раны на виске сочится кровь.
Нет-нет-нет-нет-нет!
Тело подводит меня, и когда я падаю на колени, три выстрела эхом отдаются в ночи.
Весь мой мир рушится, когда я смотрю, как пули попадают в Эверли.
Боль в моем теле утихает, пока не остается только мучительная реальность: Винсент и Эверли мертвы.
Во мне вспыхивает неконтролируемая ярость, и раны, которые я получил, не могут остановить меня, когда я вырываю капельницу из руки и с трудом поднимаюсь с кровати.
Я слышу голоса, крики и вопли.
Мои глаза по-прежнему прикованы к отцу, когда я, спотыкаясь, направляюсь к нему.
Здесь нет рассуждений. Нет правильного и неправильного.
Нет воли к жизни.
Есть только ненависть и ярость.
Я поднимаю руки и, обхватив ладонями его горло, пытаюсь выдавить из него жизнь. Слишком ослабев, я опускаюсь на колени.
Дыхание учащается. А сердце бешено колотится.
Миша хватает меня, когда мой отец делает шаг назад. Он приседает передо мной, и его глаза бесстрастны, когда он приказывает:
— Возьми себя в руки, парень.
— Ты, блять, убил ее, — стону я. — Из-за тебя Винсент и Эверли мертвы.
При произнесении этих слов в моей голове вспыхивает воспоминание об Эверли, упавшей на поле.
— Почему это заняло у тебя так много времени? — Кричу я. — Какого хрена ты в нее стрелял?
Я начинаю вырываться из объятий Миши, из моей груди вырывается истошный крик. Я становлюсь похожим на бешеную собаку.
— Девчонка была обузой, — бормочет мой отец.
Я не могу ясно мыслить. Не могу успокоиться.
Я ничего не могу сделать, кроме как бороться с Мишей. У меня получается освободиться, и, бросившись вперед, я сбиваю отца с ног.
Мне удается нанести удар, врезав кулаком ему по щеке, прежде чем Миша снова хватает меня.
Пока меня тащат прочь, безумие срывается с моих губ:
— Ты, блять, убил ее. Она была моей душой! Она была для меня всем. Ты, блять, убил ее. Ты, блять, убил ее! ТЫ, БЛЯТЬ, УБИЛ ЕЕ!
Миша обнимает меня, и я не слышу ни слова из того, что он говорит.
Заключенный в своей голове, я один в темноте.
На этот раз у меня нет Эверли, которая не давала бы мне сойти с ума.
Он убил ее.
Вторую половину моей души.
С таким же успехом он мог бы убить меня.
Я чувствую мамины руки на своих плечах. Вижу ее слезы.
Женщина в белом делает мне укол, и, чувствуя головокружение, я не свожу глаз с отца.
— Я ... собираюсь ... убить тебя, — невнятно произношу я, прежде чем мое тело проигрывает борьбу, и я падаю на Мишу.
_______________________________
Когда я снова просыпаюсь, воспоминания уже ждут меня.
Нет такого блаженного момента, когда мне потребовалось бы некоторое время, прежде чем я вспомню, что произошло.
Удар от моей изнуряющей реальности мгновенный. Он сеет разрушение в моем сознании, уничтожая человека, которым я был раньше.
Мое дыхание превращается в отчаянные вздохи, а грудь разрывает невыносимая агония.
Миша подходит ближе и склоняется надо мной. Беспокойство глубоко запечатлено на его лице.
— Алек, успокойся.
Только тогда я слышу, как кардиомонитор пищит как сумасшедший.