И это не было ложью. Управляющий ранчо, Адам Хёрли, проявил не меньший интерес к обмену информацией о свадебном бизнесе, чем к деталям, связанным с алмазами.
Как только я вышла из машины, меня обдало жаром, словно я распахнула дверь паровой печи — сухая, удушающая жара, высасывающая влагу из кожи. Здесь не было той удушливой влажности, как в Теннесси, но легче от этого не становилось.
Захлопнулась калитка, и я обернулась, увидев женщину, выходящую из одного из загонов. На ней были джинсы, футболка и рабочие ботинки, а длинный, волнистый светлый хвост торчал из прорези в бейсболке. Козырек скрывал лицо, но когда она подошла ближе и подняла подбородок, у меня перехватило дыхание — в ее глазах, цвета спелого сена и травы, читалась глубокая, всепоглощающая печаль.
Высокие скулы, изящные брови, на пару оттенков темнее волос, аккуратное овальное лицо. Она была ниже меня, но ненамного, и ее крепкие мышцы говорили о том, что она работала на ранчо не меньше своих сотрудников.
На сайте ранчо я видела ее фотографию — прижавшуюся к светловолосому мужчине с улыбающейся девочкой между ними. Они выглядели одновременно как типичные калифорнийцы, живущие у океана, и как настоящие фермеры. Любовь так и исходила от этого снимка.
— Ты, должно быть, Сэди, — сказала она, снимая рабочую перчатку и протягивая руку.
Я пожала ее.
— А ты Лорен.
Она улыбнулась, но это не развеяло тени в ее глазах.
— Адам хотел встретить тебя, но у него появились неотложные дела в городе.
— Он проявил столько терпения, отвечая на все мои вопросы о свадебном бизнесе, и я очень благодарна ему за то, что он согласился разрешить мне посмотреть, как все устроено. Обещаю, я не буду мешаться под ногами. Более того, у меня две руки, привычные к работе.
— У вашей семьи курорт в Теннесси? Гостевое ранчо, верно? — уточнила она.
Я кивнула, и она продолжила:
— Мы давно обсуждали возможность преобразования нашей земли, но Спенс... — Она резко осеклась, сжала губы и отвернулась, глотая ком в горле. Когда она снова посмотрела на меня, боль в ее взгляде стала еще острее, почти осязаемой. — Никто из нас не мог договориться ни о чем, кроме того, что нужно было срочно что-то менять. Адам сильнее всех настаивал на превращении ранчо в курорт, поэтому был в восторге, когда ты с ним связалась.
— Это очень важное решение, но, честно говоря, оно спасло нас. Оно позволило нам сохранить всю землю, в то время как другие вокруг нас вынуждены были продавать участки, — призналась я.
— Но ведь дело не только в нас, верно? Как это повлияет на гостиницы и бизнесы в городе? На другие небольшие гостиницы в округе? Почти сто лет Харрингтоны помогали сообществу развиваться, поддерживали местные предприятия. Спенс был категорически против того, чтобы набивать карманы за счет соседей. Он и сейчас был бы против.
Она смахнула тыльной стороной ладони пот со лба и натянуто улыбнулась.
— И вот, пожалуйста, я валю на тебя половину наших проблем, как только ты вышла из машины. Прости.
— Не извиняйся, правда. Все в порядке. Я с удовольствием расскажу, как мы поступили и как работали с другими бизнесами в городе. Правда, это будет со слов моего старшего брата, так как именно он стоял за всей идеей, но он передал мне свои первоначальные бизнес-планы и презентации, которыми убеждал банки, что это надежный проект. Райдер считает, что просто передает дальше ту помощь, которую когда-то получил сам. И если у тебя появятся вопросы, на которые я не смогу ответить, я уточню у него.
О том, что человек, который помогал Райдеру и всей нашей семье превратить ранчо в курорт, оказался преступником… о том, что он чуть не убил Джию и Райдера и пытался похитить его маленькую дочь, — об этом не узнает никто. Эти события остались в прошлом. И они не меняли того факта, что когда-то Хайме Ларедо действительно нам помог.
— Давай сначала устроим тебя, — предложила Лорен, махнув рукой в сторону величественного дома. — А потом можно будет осмотреть территорию и я покажу тебе основные места, где проходят свадьбы. Или ты, может, устала с дороги?
— Честно говоря, я бы с радостью прокатилась. Чувствую себя запертой в четырех стенах уже несколько дней.
И только сейчас я осознала, насколько это правда. С момента отъезда из Теннесси я практически не выходила на улицу, избегая солнца, ветра и звуков природы. Я скучала по утренним конным прогулкам, которые успевала совершать перед работой в баре, почти так же сильно, как по физическому труду, отвлекавшему меня от размышлений о прошлом и будущем.
Может, именно поэтому я была такой раздраженной в начале пути. Может, дело вовсе не в темноволосом мужчине, который одновременно взбесил меня и… всколыхнул во мне что-то другое.
Я открыла багажник и вытащила чемодан. Катить его по гравию оказалось неудобно, и я поняла, насколько дальновидным был Райдер, решив заасфальтировать нашу парковку, хотя тогда это казалось пустой тратой денег.
Когда мы направились к дому, Лорен спросила:
— В какой аэропорт ты прилетела?
— В Вегас.
Она приподняла брови.
— Долгая дорога.
Я рассмеялась.
— Дорога оказалась длиннее, чем выглядела на карте, но я была в Вегасе по другим делам, так что логичнее было доехать отсюда.
Лорен толкнула массивные резные двери, и прохлада накрыла меня легким ветерком — приятное облегчение после жары. Входная зона была отделана темным деревом, которое тянулось вверх до сводчатых потолков, украшенных рельефными медными плитками, с хрустальной люстрой, сверкающей в центре. Главной деталью был лестничный пролет с массивными перилами из темного дерева и алой ковровой дорожкой, напоминающей сцены из «Унесенных ветром».
— Лифта нет, — с сожалением заметила она, направляясь к полированным ступеням.
— Я привыкла таскать пивные кеги в баре и вязать сено на ранчо. Чемодан меня точно не доконает, — заверила я.
Она снова подарила мне ту самую мягкую улыбку, которая не могла прогнать боль из ее глаз.
— Только настоящий ранчер поймет, насколько тяжелый труд — вязать сено.
Я улыбнулась в ответ, ощущая, как ее печаль постепенно проникает и в меня. Адам говорил, что в семье был недавний траур, и эта женщина явно тяжело его переживала. Она осеклась, говоря о Спенсере, а потом употребила его имя в прошедшем времени. Сердце сжалось, когда я вспомнила семейное фото на сайте ранчо с подписью Спенсер Харрингтон. Потеря близкого всегда трудна, независимо от обстоятельств, но особенно, когда речь идет о человеке, которого ты выбрал своим спутником жизни. Я могла не знать этого на собственном опыте, но видела, как мои братья и сестры проходили через это, прежде чем нашли свое счастье.
Лорен повела меня вверх по двум пролетам лестницы, к третьему этажу. Коридор был отделан темными деревянными панелями, такими же, как внизу, и выстроен рядом тяжелых дверей. Она открыла одну из них, и я оказалась в яркой комнате, полной антиквариата.
Латунная кровать с цветочным покрывалом и россыпью разноцветных подушек, старинный шкаф с резными краями у одной стены, а напротив — комод с зеркалом в массивной раме. За ним тонкие белые шторы были откинуты, открывая вид на суровые горы и извилистую реку. В узкую дверь возле окна был виден небольшой санузел с белой плиткой и полотенцесушителем, на котором висели полотенца нежно-голубого цвета.
— Мы переделали кладовку в ванную, — сказала Лорен, указывая в сторону. — Теперь вешать одежду можно только в шкаф, но зато у гостей есть свой удобный санузел.
— Чудесная комната. Здесь останавливаются гости свадеб? — спросила я.
Она кивнула.
— Невеста живет в главном люксе этажом ниже, а еще четыре комнаты мы выделяем для участников свадебного торжества. Казалось бы, в таком доме должно быть больше комнат для гостей, но многие требуют серьезных переделок, на которые у нас пока нет денег. Родовое поместье Харрингтонов и старое общежитие для работников мы отреставрировали до того, как финансовая ситуация стала слишком тяжелой. В них двенадцать комнат — там обычно останавливаются жених, его друзья и родители.