Я заметила, что она сказала «всё, что я люблю, здесь», но не включила в этот список отца.
И мне снова стало жаль Рэйфа. Всех их. Но особенно эту девочку, выросшую в странной семейной конструкции, где дядя был ей вместо отца, а отец появлялся наездами, как родитель выходного дня.
Это было не моё дело — исправлять всё это. Я была здесь всего на несколько дней, а потом уеду, но почему-то мне хотелось помочь. Хотелось оставить их в лучшем состоянии, чем я их нашла. Хотелось успокоить, залечить раны и увидеть, как они снова становятся семьёй.
У меня в руках были средства, которые могли дать им шанс изменить свою жизнь. Я могла просто передать им эти драгоценности, не сообщая об этом ни страховой компании, ни даже своей семье. Если бы кто-то когда-нибудь спросил про старую бижутерию, я могла бы сказать, что отправила её в благотворительный магазин вместе с остальными реквизитами прабабушки Кэролин из её фильмов. Кто-то, может, и расстроился бы, но вряд ли всерьёз пожалел бы об этом. Эти деньги могли бы помочь Харрингтонам встать на ноги. Дать этой девочке то, что, по её словам, она больше всего хотела.
Но внутри меня жило тревожное чувство, что пока я не узнаю больше, мне не стоит принимать поспешных решений. И правда была в том, что даже если я передам им драгоценности, это не даст Фэллон того, что ей действительно нужно. А ей нужно было нечто большее, чем просто остаться в этом доме. Ей нужно было знать, что её любят и хотят видеть рядом. Нужно было место в семье, где она не становилась трещиной, разрушающей её, а наоборот, тем, что соединяет и скрепляет её заново.
Глава 14
Рэйф
Пот стекал с моего лба и спиной, пока я направлялся к хижине Леви. Давненько я не стоял посреди люцерновых полей, прислуживая трактору и прессовочному оборудованию. Теперь у меня был солнечный ожог после целого дня под июльским солнцем и мозоли под перчатками, которые я одолжил, доказывая, что сделал свою часть работы, хотя Лорен и без меня прекрасно справилась бы. Она весь день напоминала мне об этом. Но взгляд Сэди, полный осуждения, задел меня, и я не знал, что с этим делать, кроме как злиться на то, что это отвлекло меня от настоящих дел, которые я должен был сегодня сделать для своей законной компании.
Честно говоря, не только осуждение Сэди загнало меня в поле. Еще и то, что Адам категорически отказался брать на себя хоть какую-то часть работы. Он с детства прикрывался своими аллергиями, но стоило нам вернуться с поля, как мы находили его, развалившимся в надувном круге на озере, окруженного цветущими колокольчиками и тысячелистником. Однажды, когда я пожаловался на это, отец треснул меня по затылку и напомнил, что земля нам не принадлежит. Если отец Адама не хочет заставлять его работать — это их дело. Отец платил ему за работу управляющим, а не за то, чтобы сын помогал.
Не раз мне хотелось ответить, что и я не владею этой землей. Но я сдерживался, зная, что если хоть слово сорвется, меня заставят несколько дней подряд укладывать сено вручную, как когда-то приходилось отцу, вместо того чтобы пользоваться техникой. Поэтому я просто выполнял любое задание, которое мне давали, как можно быстрее, чтобы вернуться к Леви и лошадям — единственным, кто никогда не смотрел на меня так, будто я их чем-то разочаровал.
В хижине я принял душ, переоделся в чистую одежду и направился обратно в главный дом. Мы сделали перерыв на обед, но я по-прежнему был голоден, так что слопал сэндвич, стоя на прохладной кухне, а потом пошел в кабинет. Дверь в книжном шкафу, ведущая в хранилище, была приоткрыта, и мне тут же вспомнился рассказ Фэллон об Адаме и его частых визитах сюда.
Я бесшумно подошел и заглянул внутрь. Адам листал бумаги в старой картонной коробке, очки сползли на кончик носа, а брови нахмурились. Он что-то бормотал себе под нос, но я не разобрал слов. Только уловил что-то вроде: «Я знаю, что оно где-то здесь».
— Что ты ищешь?
Адам вздрогнул, коробка выпала у него из рук, и бумаги разлетелись по полу.
— Черт возьми! — Он схватился за сердце, другой рукой поправляя квадратные очки. — Не подкрадывайся так!
Он присел на корточки и начал собирать бумаги обратно. Я присоединился к нему, ощущая затхлый запах старых документов, поднимающийся от пожелтевших страниц.
— Что это все?
— Ничего, что не должно было давно оказаться в мусоре, — слишком быстро ответил он, и у меня внутри что-то сжалось.
Я наткнулся на черно-белую фотографию прабабушки Беатрис. На ней было вечернее платье, популярное в конце тридцатых — атласное, переливающееся. Такое же, как на портрете над камином. И, как на картине, на ней были бриллианты, сделавшие семью и ранчо знаменитыми. Тяжелое ожерелье спадало на ключицы и уходило в V-образный вырез, а дополняли комплект массивные браслеты и серьги-люстры. В темных волосах искрилась потрясающая тиара, которую я никогда раньше не видел.
— Я помню, твой отец упоминал акции какой-то киностудии, которые унаследовала семья. В балансах и онлайн-аккаунтах я о них ничего не нашел и хотел понять, что с ними стало, — сказал Адам, продолжая копаться в бумагах. — А у тебя что?
— Семейное фото.
Почему-то мне не хотелось, чтобы он его трогал, поэтому я незаметно сунул снимок в карман.
Когда все бумаги оказались в коробке, без особого порядка, он закрыл крышку и поставил ее на полку. Я оглядел остальные коробки. Какие-то были подписаны, какие-то нет. И меня вдруг накрыло осознание, насколько мало я знаю о реальном бизнесе ранчо. После смерти отца меня волновала только моя доля наследства.
— Я забрал акции, — сказал я. — Это была киностудия Ravaged Storm Productions. Семья владела ими с момента основания студии. Их передача была частью сделки, которую я заключил со Спенсером.
Адам помрачнел.
— Черт. Я надеялся, что они что-то стоят, и мы могли бы продать их, чтобы профинансировать ремонт.
Я промолчал.
Он засунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок.
— Сколько ты за них выручил?
— Не переживай, Адам. Я не обманул брата. В итоге я получил гораздо меньше, чем должен был.
— И все же ты — главная причина, по которой ранчо разваливается.
Мой взгляд встретился с его, и первым отвел глаза Адам.
— Или, может, это ты и Спенсер плохо управляли ранчо, — сказал я, просто чтобы посмотреть на его реакцию.
Его губы сжались в тонкую линию, а глаза стали холодными.
— Не пытайся свалить свою вину на меня. Я сделал все, что мог, с тем, что у нас осталось.
И почему-то мне казалось, что он говорит не только о кредите, который взял Спенсер. Адам прошел мимо меня и остановился у двери в хранилище, ожидая, когда я выйду. Я вышел и направился прямо к столу, где у него был открыт ноутбук, а рядом разложена стопка документов. Среди них были архитектурные чертежи, детализированные финансовые таблицы и один документ на бланке ранчо Хатли. Пробежав глазами первый абзац, я понял, что это был бизнес-план, который Хатли представили банку, чтобы получить кредит на реконструкцию.
— Сколько тебе нужно? — спросил я. — И как скоро это начнет приносить прибыль?
— Хатли вышли в плюс за четыре года. Могли бы и раньше, но, насколько я понял, кто-то прихватил с собой приличную сумму. Им все равно пришлось это покрывать.
Я не пропустил этот тон, явно намекающий, что он понимает, каково это, но решил не поддаваться раздражению.
— Еще раз. Сколько тебе нужно, Адам?
— Минимум семьсот тысяч. Миллион — было бы лучше.
Это оказалось меньше, чем я ожидал, учитывая, что только что вложил почти девятьсот миллионов в запуск «Крепости». Но, конечно, речь шла не о пятизвездочном отеле и казино в Вегасе. К своему раздражению, я поймал себя на мысли, что меня зацепила идея сделать здесь элитный курорт. В голове уже начали складываться планы по модернизации инфраструктуры, получению лицензии на алкоголь, найму первоклассного шеф-повара и команды гидов для активного отдыха.
Я надавил пальцем на челюсть, пытаясь ослабить напряжение, которое, казалось, поселилось там навсегда за последние несколько дней.