Рэйф за всё это время почти не произнёс ни слова, но внимательно слушал, слегка нахмурившись.
Когда девочки наконец насытились пиццей в количествах, которые я бы никогда не осилила, и отправились на плавательную платформу в задней части катера, скинули шорты и стали бросать в воду разноцветные пенопластовые палки для плавания.
— Ни слова про то, что нельзя есть и сразу купаться? — бросила Фэллон отцу, готовясь нырнуть.
— Если схватит судорога и начнёшь тонуть, кричи — спасу, — бросил он насмешливо, словно был уверен, что этого не случится.
Фэллон изящно нырнула в воду, а её подруга последовала за ней. Они схватили плавающие пенопластовые палки и отплыли подальше, обхватив их руками и ногами, чтобы расслабленно лежать на спине, подставив лица солнцу.
Я сложила коробки из-под пиццы и контейнер от сэндвича Рэйфа, собирая мусор.
Я чувствовала на себе его взгляд — это ощущение жгло мне шею. Когда я обернулась, он сидел, развалившись, раскинув руки на спинке сиденья и широко расставив ноги.
— Что? — спросила я.
— Ты всегда такая?
— Какая?
— Всюду суёшься, помогаешь, делаешь больше, чем любая гостья.
— Я люблю быть занятой. Сидеть без дела для меня мучение.
Он поднялся, потянулся назад, снял футболку и небрежно бросил её на сиденье.
Солнце было у него за спиной, образуя ореол белого света, из-за которого его лицо скрывалось в тени. Он казался миражом из комикса — нереальным, почти фантастическим.
Я поймала себя на том, что задержала взгляд на его животе, покрытом рельефными мышцами, ведущими к той самой линии ниже талии, которая сводила меня с ума. Но это был не тот образ, который отнял у меня дыхание. Нет, это был шрам — рваный, неровный, тянущийся по диагонали от пояса плавок к груди.
Он был отмечен. Помечен. Как и я.
Он двинулся, и его тень накрыла меня, растворяя сияние позади него. Теперь я могла разглядеть выражение его лица — тяжёлый взгляд, скрывающий мысли. Он снова запер свои эмоции, оставив на поверхности лишь задумчивую хмурость.
Я хотела спросить о шраме. Хотела знать, что случилось, когда и как он оправился. Но понимала, что в ответ мне придётся рассказать свою историю. А я не хотела говорить о той стрельбе. О том, как мы чуть не потеряли Милу. О том, как я сама едва выжила. О том, как не смогла ни её, ни себя защитить, когда нас взяли под дулом пистолета. О том, что только её сообразительность спасла её, когда она смогла убежать и спрятаться.
Я с трудом сглотнула, стараясь замедлить пульс, набрать достаточно воздуха, чтобы не потерять сознание.
— Ты не спросишь? — его голос был низким, хриплым, с оттенком недоверия.
Я покачала головой.
— Потому что не хочешь, чтобы я спросил в ответ.
Мне не стоило удивляться тому, что он прочитал мои колебания — он всегда видел меня насквозь, но это всё равно выбило из равновесия.
Когда я так и не ответила, он приподнял бровь и отвернулся, направляясь к платформе для плавания. Оглянулся через плечо.
— Идёшь?
Я сняла майку, и он не пропустил ни одного движения, задержав взгляд на моей груди, едва скрытой верхом от бикини.
Я так полностью не вернула своё тело после восстановления. И смирилась с тем, что оно уже не будет таким, каким было прежде, даже после всех тренировок, которые устроила мне Джиа. Я не стеснялась этого, но и не спешила выставлять напоказ.
Но Рэйф…
Его взгляд становился всё жарче, пробегая по каждому обнажённому участку кожи. Это разжигало во мне желание сбросить остатки одежды, раскрыться перед ним полностью и посмотреть, что он сделает с этим предложением.
— Я просто посижу здесь и полюбуюсь видом, — сказала я, отворачиваясь в поисках своей бутылки с водой.
— Не думаю, — его голос стал ещё ниже, глубже. Бархатно тёмным.
Я обернулась, подняв бровь:
— Что, прости?
— Пошли, Теннесси. Тебе нужно охладиться.
Я рассмеялась.
— Мне не жарко.
Он двинулся так быстро, что я не успела среагировать. Его рука обхватила меня, и прежде чем я осознала, что происходит, мы уже летели за борт, не со стороны платформы, а прямо с борта.
Вода ударила по мне, как ведро ледяного раствора. Холодная, колючая, оглушающая. Он не отпускал меня, пинками выталкивая нас на поверхность. Я выдохнула, разрываясь между жаждой кислорода и возмущением, и толкнула его в грудь, но его хватка лишь сжалась.
— Не могу поверить, что ты это сделал! — закашлялась я.
Но он только улыбался. Не просто улыбался — сиял. Губы растянулись в широкой, ослепительной улыбке, сморщив уголки глаз, демонстрируя безупречно ровные белые зубы. И эту его проклятую ямочку.
— Расслабься, Сэди. Наслаждайся жизнью.
Я фыркнула.
— Это ты не умеешь веселиться. Это ты остановил нас, когда мы танцевали в твоём баре.
Я снова попыталась вырваться, но он только крепче обхватил меня, пальцы впились в кожу на моей талии.
— Это пиано-бар, а не танцпол. И мне не нравилось, как те двое на тебя вешались.
— Ты ревновал? — я не смогла скрыть удивление в голосе.
Он коснулся моего лба мокрым пальцем, разглаживая складку между бровями, медленно ведя вниз, вдоль щеки. Его взгляд задержался на моих губах, влажных от озёрной воды, и я вдруг поняла, что хочу снова его попробовать. Я бросила быстрый взгляд в сторону девочек, но нас скрывала лодка.
— С того момента, как ты вошла в Marquis Club, — его голос звучал у моего уха, дыхание касалось кожи, оставляя мурашки, — я схожу с ума.
Его губы медленно опустились к моей щеке, но в последний момент ушли к уху, обжигая меня дыханием.
— И я намерен насладиться тем, как буду развязывать каждый из этих узлов.
Каждая капля сопротивления испарилась, пока я смотрела на него, ошеломлённая его словами.
Рэйф отпустил меня и снова толкнул под воду. Когда я вынырнула, он уже отплыл, рассекая воду сильными руками, направляясь к своей дочери.
Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы собраться с мыслями, а затем я поплыла к лодке и поднялась по лестнице на корму. Тонкие хлопковые шорты прилипли к телу, и я стянула их, разложив сушиться, после чего села, опустив ноги в воду, стараясь не обращать внимания на белые шрамы, уродующие мою кожу. Вместо этого я наблюдала за Рэйфом.
Он подбрасывал Фэллон в воздух, вырывал у девочек плавательные средства, а потом уплывал прочь, заставляя их мчаться за ним в попытках вернуть украденные игрушки.
Это была беззаботная, почти детская игра, от которой Фэллон и Мэйзи визжали и хохотали каждый раз, когда он окунал их с головой. Громкий, глубокий смех Рэйфа гремел над озером, перекрывая девичьи крики.
Он был совсем не таким, каким я видела его в пиано-баре – властным, угрюмым, почти непробиваемым. И каждый раз, когда он раскрывался для меня с новой стороны, это вонзало в моё сердце очередной крючок, который невозможно было выдернуть.
Он уже оставил меня с ноющей жаждой того, что я только недавно осознала, что хочу: партнёра. Человека, которого я буду ценить и который будет ценить меня в ответ.
Но с Рэйфом мне этого не получить.
Зато мне был доступен этот момент.
Несколько чистых, счастливых часов, за которыми, возможно, последуют несколько сладко-грешных.
Я скользнула обратно в воду и поплыла к ним, стараясь держаться позади Рэйфа, пока девочки вновь пытались, и терпели неудачу, утопить его. Они не выдали меня, когда я поднесла палец к губам, призывая к молчанию. Когда я была достаточно близко, мы втроём бросились на него, толкая и толкая, пока он, наконец, не ушёл под воду.
Он вынырнул, отчаянно отплёвываясь, но его широкая улыбка выдавала, что возмущение было лишь наигранным. Мы попытались снова утопить его, но он моментально сменил тактику и принялся щекотать девчонок. Они тут же с визгом отступили, уплывая подальше от его беспощадных пальцев.
Теперь я осталась одна.
Я попыталась снова утопить его, но он просто поймал меня за запястье и резко притянул к себе. Его взгляд потемнел, а голос опустился до бархатного хриплого шёпота: