— Месть — это сука, Теннесси. И я прекрасно знаю, как заставить тебя умолять.
Я поверила ему. И мне было всё равно.
Я брызнула ему в лицо водой, подтянула колени и, оттолкнувшись ногами от его крепких бёдер, уплыла прочь. Он бросился за мной, а девочки ринулись на защиту, атакуя его пенопластовыми макаронами и внезапными выпадами.
Мы провели чудесный час, играя в воде, пока солнце не опустилось ниже, а ветер не начал крепчать. Когда, наконец, выбрались обратно на катер, нас всех пробирала дрожь – холод пробрался внутрь, замораживая нас изнутри. Но на лицах сияли уставшие, счастливые улыбки. Наш смех разносился по озеру, подхваченный порывами ветра. Я не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так легко. Так свободно. Будто те самые фейри, о которых я думала с момента приезда, наполнили воздух музыкой своих флейт и зачаровали нас. Только я не чувствовала себя околдованной. Я чувствовала себя самой собой. Впервые за три года.
Глава 16
Рэйф
Мы все улыбались, пока я вел лодку обратно к причалу. Замерзшие, уставшие, но счастливые. Это было то самое счастье, что проникает в самую глубину души, и я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал нечто подобное. Может, когда мы с Фэллон учились серфить в Австралии. А может, еще раньше.
Когда мы приблизились к бухте, солнце уже опускалось за линию деревьев. Тени становились длиннее, и я больше полагался на инстинкт и давно забытые мышечные воспоминания, лавируя по воде и пришвартовывая лодку без единой заминки.
Фэллон спрыгнула и закрепила швартовы, Сэди собрала мусор, а я занялся контейнером со льдом. Мы молча забрались в джип, утонув в тихом, расслабленном довольстве, которое не рассеивалось даже тогда, когда последние краски заката угасли на небе.
Когда мы поднялись на холм, вдалеке показалась вышка сотовой связи, ее верхушка светилась, предупреждая низколетящие самолеты. Я нахмурился, пытаясь понять, почему она выглядела такой знакомой, и вдруг осознал, что она стоит на земле Харрингтонов. На самом дальнем углу, где участок примыкал к двухполосному шоссе. С дома ее не было видно, но со стороны озера — как на ладони.
— Какого черта? — спросил я.
Фэллон подалась вперед, заглянув сначала на меня, потом на вышку.
— Очередная идея дяди Адама. Мы сдали землю в аренду сотовой компании. Зато теперь у нас отличный сигнал, даже на озере.
— Да чтоб его… — проворчал я. — Это же уродство.
Фэллон рассмеялась.
— Спенсер его ненавидел. Сказал, что дед Кэйд, наверное, в гробу переворачивается. Но делать было нечего. Вышка приносит стабильный доход. Это деньги, на которые можно рассчитывать, в отличие от скота и сена, цены на которые постоянно скачут.
Она откинулась назад, а я поймал себя на том, что едва удерживаю внимание на дороге, пока проклятая вышка медленно исчезает в зеркале заднего вида.
Я не знал, стоит ли мне аплодировать Адаму за его смекалку и поиск дополнительных источников дохода для ранчо, или же мне лучше его придушить за то, что он уничтожает землю и вместе с ней тот самый покой, который она дарила. Если бы Спенсер был жив, я бы ничего не узнал. И мне было бы плевать.
А сейчас… Сейчас внутри что-то сжалось от боли. От всех этих перемен. От потерь.
Меня бесило, как земля все еще пробиралась в мою кровь, даже спустя столько лет, сколько я пытался избавиться от всего, что с ней связано.
Я припарковал машину рядом с несколькими другими, принадлежавшими ранчо, и вдруг подумал о страховке, о регистрации, о том, сколько денег тратится каждый год только на то, чтобы поддерживать это место в рабочем состоянии.
Числа заплясали перед глазами. Возможности повысить прибыль. Способы вернуть ранчо к жизни. Я изо всех сил пытался выбросить это из головы, точно так же, как старался не думать о планах Хатли, разложенных на столе Адама. Нужно было остановить этот круговорот мыслей, пока я не зашел слишком далеко. Пока не начал давать своей дочери обещания, которые не мог выполнить.
Мой план отвлечься на взрывную брюнетку был не просто способом выпустить пар. Он позволил бы мне отключить мозг хотя бы на несколько часов, сосредоточившись только на ней. На том, чтобы изучить каждый сантиметр ее тела. Чтобы заставить ее умолять, как я и обещал, когда она объединилась с девчонками против меня.
Я наблюдал, как Сэди уверенно направляется к дому, и вспоминал, как всего несколько часов назад на лодке в ее взгляде мелькнуло нечто хрупкое, когда мы обсуждали шрамы, оставленные жизнью. Я жаждал увидеть больше обеих ее сторон — дерзкой силы и ранимой откровенности.
Я перекинул контейнер со льдом через плечо, высыпал его за дверью и вошел в дом. В холле уже собрались Фэллон и девчонки. Фэллон все еще улыбалась после сегодняшнего дня.
— У нас есть мороженое с кусочками печенья. Будешь? — предложила она Сэди.
Еще одна вещь, о которой Фэллон прекрасно знала — я это терпеть не могу. Кто вообще додумался класть сырое печенье в мороженое? Одна мысль об этой текстуре вызывала у меня дрожь.
— Спасибо, но я, пожалуй, пойду в душ и лягу спать, — ответила Сэди. — День был долгий, а я обещала твоей маме помочь с подготовкой к завтрашней свадьбе.
Мне не нравилась мысль, что Сэди работает у нас бесплатно. Я задумался, сколько всего она делает дома, разрываясь между ранчо и баром. Иногда я забывал, что ей всего двадцать три. Она должна была только-только закончить колледж, начинать карьеру, проводить вечера с друзьями, флиртовать, танцевать, наслаждаться последними днями беззаботной жизни.
Но я-то никогда так не жил. Особенно после того, как ушел с ранчо.
— Рэйф, а ты будешь мороженое? — с робкой улыбкой спросила Мэйзи, такая тихая, совсем не похожая на вихрь энергии Фэллон.
— Фэллон знает, что я не ем эту гадость, которую кто-то называет мороженым, — ответил я, смягчая слова подмигиванием.
Фэллон фыркнула, а Мэйзи улыбнулась шире. Они уже собирались уйти, но в последний момент Фэллон вдруг развернулась и бросилась ко мне. Обняла крепко-крепко и прошептала, уткнувшись в мою грудь:
— Спасибо за этот вечер.
Она пахла озером и солнцезащитным кремом. Этот запах наполнил меня теплом до краев, и мне показалось, что сердце вот-вот разорвется. Я обнял ее в ответ и поцеловал в макушку.
— Спасибо, что напомнила, за что я когда-то любил это место.
Она отпустила меня и развернулась, почти бегом устремляясь на кухню вместе с подругой.
Я сглотнул, а потом повернулся и встретил взгляд Сэди. Ее глаза поблескивали, словно сцена с моей дочерью тронула ее так же сильно, как и меня.
Она отвернулась, провела рукой по противоположному плечу и переступила с ноги на ногу.
Она нервничала.
Из всего, чего я хотел от Сэди Хатли, нервы точно не входили в этот список. Мне нужна была та дерзость, та завораживающая страсть, что я видел в ней раньше. Мне требовался тот вызывающий огонь, что всколыхнул мою кровь и заставил меня предложить то, чего я не предлагал никому — поездку в мой пентхаус. Женщины, с которыми я проводил время, бывали в гостиничных номерах, но ни разу — в моем.
Я преодолел расстояние между нами, загоняя ее к стене. Намотал на палец прядь ее черных, гладких, словно шелк, волос и слегка потянул — не причиняя боли, но давая понять, кто здесь главный.
— У нас есть незаконченные дела, Теннесси.
В ее глазах вспыхнуло жаркое пламя. В этом огне я мог бы утонуть. И именно этого я хотел. Нуждался. Спасения от мыслей, которые, если я позволю, только разорвут старые раны.
— Я еще не решила, хочу ли вести дела с тобой, Хитрюга.
Мой смешок ее разозлил. Она вскинула подбородок, и я поймал его, большим пальцем проведя по нижней губе. Другой рукой обхватил ее шею, ощущая жар ее кожи, отслеживая бешеный ритм пульса. Я чувствовал ее дыхание. Чувствовал, как ее тело предательски дрожит. Черт, она была чистым искушением.
— Нет, ты уже решила, — сказал я. — Ты просто не можешь понять, почему тебе нравится, когда тебе указывают.