Она наклонила голову, в глазах вспыхнула лукавая искра.
— Помнишь, что ты мне обещал? Что-то про мольбы и потерю контроля? Я не уеду, пока не получу то, что ты поставил на кон. Никто из нас не собирается сбрасывать карты.
Подмигнула. Развернулась. И ушла.
А я остался стоять, поражённый. С жгучим желанием не только окончательно её раскрутить. Но и оставить.
Глава 22
Сэди
Моё сердце бешено колотилось, когда я оставила Рэйфа и отправилась на поиски Фэллон. Дело было не только в обещаниях, которые я ему дала, — неоконченные дела, о которых он говорил, заставляли мою кровь кипеть. Но ещё сильнее во мне бурлили гнев и боль — злость на его семью за их полное равнодушие и отсутствие хоть капли сострадания к тому, через что ему пришлось пройти с Лоренцо.
Я видела, как заметно ему полегчало, когда приехала его охрана, и была за это им благодарна. Надеялась, что они смогут хоть немного облегчить его тревоги, а я сделаю всё, что в моих силах. Пока что это означало следить за его дочерью, как он и просил. Единственное, чего я не собиралась делать, — это уходить. Я не собиралась сбегать, оставляя его одного, когда рядом с ним и так было так мало людей, готовых его поддержать.
Фэллон я нашла на кухне вместе с Лорен. Сообщила им, что приехали четверо охранников Рэйфа, и Лорен тяжело вздохнула, полная раздражения.
— И где, чёрт возьми, мне их разместить, если у меня на носу целая свадебная вечеринка?
— Кроме Сэди, на третьем этаже никто не живёт, — предложила Фэллон, но Лорен лишь бросила на неё усталый взгляд.
— Я не убирала эти комнаты несколько месяцев. — Она потерла лоб. — Ладно. Идите застилайте кровати, а я что-нибудь придумаю насчёт ужина для команды людей, которых не планировала кормить сегодня вечером.
Если бы Рэйф не попросил меня присмотреть за его дочерью, если бы я не была до сих пор зла на Лорен за то, как она обошлась с ним, я бы, возможно, осталась помочь ей на кухне. Но сейчас мне нужно было просто уйти, чтобы не сказать лишнего, того, о чём потом пожалею, поэтому я последовала за Фэллон к бельевому шкафу на третьем этаже.
Мы молча шли по ряду комнат, заправляли кровати, протирали поверхности.
— Где Мэйзи? — спросила я.
— Пока все эти так называемые взрослые в моей жизни спорили, её мама отвезла её на занятия в конный клуб. В субботу она вернётся помогать на свадьбе. Мама платит нам обеим, чтобы мы выступали в роли хозяйки вечера.
Закончив с последней комнатой, мы направились к лестнице. Фэллон остановилась, нервно закусила ноготь и спросила:
— Почему папа ненавидит мистера Пьюзо?
Я поёжилась, ощущая, как некомфортно мне от её вопроса. Рэйф бы точно не хотел, чтобы я рассказывала его дочери что-то, что он предпочёл скрыть.
— Думаю, тебе стоит спросить у него самой.
Фэллон раздражённо вздохнула.
— Он не скажет. Он до сих пор относится ко мне как к пятилетке, хотя мне уже четырнадцать. Ну и ладно. Я найду ответ так же, как находила всё в этом доме раньше.
Меня пробрала тревога.
— И как же?
Фэллон хитро улыбнулась.
— Я не выдаю свои секреты тем, кто не делится своими.
Я чуть не фыркнула. Это было так похоже на её отца. Переговоры, сделки, торги для выгодных условий — даже в отношениях.
— Я не могу рассказать тебе о твоём папе и Лоренцо, Фэллон. Я предам его доверие. А то немногое, что он мне позволил, и так висит на волоске.
— У вас с папой что-то есть.
Что-то? Разве это просто что-то? Это ощущалось огромным, словно чёрная дыра, затягивающая меня внутрь без возможности выбраться. Я даже немного боялась того, что чувствовала к Рэйфу. Потому что хотела с ним того, чего никогда не смогу получить.
Я не ответила, и тогда Фэллон сказала:
— Мне нравится видеть его здесь. Видеть его с тобой. Он другой. Расслабленный. Или, по крайней мере, был таким, пока не появился мистер Пьюзо. Он правда твой кузен?
— Честно? Я не знаю.
— Как это не знаешь?
Я рассказала ей немного о своей прабабушке. Не про украшения, конечно, но про остальное.
— Моя семья просто пытается отследить свои корни.
— Мои корни — это полный кошмар, — тихо сказала Фэллон. — Одна половина моей семьи украла у другой, а потом практически превратила её в рабов. Думаю, из-за этих разборок мама и Спенсер поссорились. Дядя Адам сказал мне, что Спенсер обещал исправить ситуацию после почти сотни лет, но умер, не успев ничего сделать. Теперь он хочет, чтобы я отдала ему половину ранчо, когда приму его на себя.
Мой удивлённый выдох заставил Фэллон наклонить голову и внимательно на меня посмотреть.
— Я ему не верю. Я говорила папе, что дядя Адам что-то замышляет. Они со Спенсером сильно поругались в ночь, когда Спенсер умер.
— Где была твоя мама?
Фэллон отвела взгляд.
— В прошлом году она сильно пострадала. Её корова впечатала в ограду, и мама сидела на тяжёлых обезболивающих. Они вырубали её напрочь. — Она остановилась на лестнице, провела рукой по тёмному лакированному дереву перил. — Когда они пришли сказать нам о Спенсе… я не могла её разбудить.
У меня сжалось сердце. Она справлялась с этим одна? Чёрт возьми. Никто не должен узнавать о смерти близкого вот так. Тем более ребёнок.
— Я позвонила дяде Адаму, и он приехал. Тогда он ещё жил в доме Хёрли, но оказался здесь через несколько минут.
— Кто нашёл Спенсера? — тихо спросила я.
— Тедди. Он работает у нас на ранчо неполный день. Было всего пять утра, но он приехал помочь с кастрацией телят. — Фэллон передёрнуло, и я не была уверена, от самой процедуры или от того, как нашли Спенсера. — Он был мёртв уже несколько часов, так сказали.
Голос её дрогнул.
— Мне очень жаль, Фэллон. — Я знала, что слова тут не помогут, но это было единственное, что я могла ей дать.
Она прикусила губу, будто сдерживая слёзы, а потом продолжила спускаться вниз, направляясь к кухне. Я поспешила за ней.
— Я понимаю, почему папа хочет продать, — сказала Фэллон. — Всё разваливается. Оно уже разваливалось до смерти Спенсера. Им всё время приходилось сокращать размер стада, потому что не было денег на работников, но это означало ещё меньшую прибыль. Они пытались компенсировать это за счёт других доходов, но их не хватало. В прошлом году у нас уничтожили целое поле люцерны, из-за чего мы не смогли её продавать — пришлось оставить то, что осталось, для наших животных. Всё шло наперекосяк одно за другим.
— Фэллон. — Я мягко взяла её за руку, останавливая. — Моя семья тоже прошла через очень тяжёлое время. Мы почти всё потеряли. Я слышала, как родители обсуждали это, но они никогда не позволяли мне нести этот груз на себе, пока я была ребёнком. Ты тоже не должна тащить всё это на своих плечах.
Она посмотрела на меня, и в её взгляде было столько взрослости и понимания, что мне стало не по себе.
— Это моё ранчо, Сэди. Я последняя из Харрингтонов. Папа всего лишь управляющий траста, потому что отказался от своих прав ещё до моего рождения. Я, может, и ребёнок, но это принадлежит мне. Спенсер оставил его мне. — В её голосе звучала гордость, а в глазах, так похожих на отцовские, вспыхнула решимость. — Я имею право решать, что с ним будет и как нам выбраться из этой ямы.
Я с трудом сглотнула, инстинктивно желая защитить её, но поняла, что это последнее, чего она хочет. Она уже столкнулась с ужасными вещами и справилась с ними с такой силой, на какую не каждый взрослый способен.
— Ты права. Ты имеешь право голоса. Ты говорила с папой об этом?
— Он всё время пытается запихнуть меня обратно в режим маленького ребёнка. — Её раздражение было очевидным.
— Думаю, дело не в том, что он не верит в тебя. Просто он хочет, чтобы ты удержала в себе как можно больше детства. Потому что когда становишься взрослым и принимаешь все взрослые обязанности, назад дороги уже нет. У тебя впереди семьдесят, восемьдесят лет взрослой жизни, а юность у тебя всего одна.
Вот почему Райдер не хотел, чтобы я взвалила на себя бар после смерти дяди Фила. Он хотел, чтобы я пожила жизнью студентки, тусовалась, веселилась, жила моментом. Но после того, как я чуть не умерла, всё изменилось. Я больше не могла быть той беспечной Сэди, что бросала дротики и заводила случайные романы.