Чем больше я слушал, тем сильнее сжималась не только моя глотка, но и грудь, и сердце. Внутри снова закипало раздражение, но не на неё.
— Клянусь, мы не знали, что они настоящие, до недавнего времени. Сначала я собиралась использовать их как первоначальный взнос на строительство центра искусств в Уиллоу Крик, но потом поняла, что не хочу строить наследие на чём-то сомнительном. Поэтому я начала копать… и это привело меня сюда.
Я сразу понял, что она нервничает — она говорила слишком быстро, слишком сбивчиво.
— Ты хочешь построить театр? — Я был ошеломлён этим даже больше, чем всей историей о драгоценностях.
— Не просто театр. Центр, где будут студии для уроков искусства, музыки, а также сцена для выступлений. Может, это звучит глупо, но я просто хочу сделать что-то хорошее для нашего города и, возможно, привлечь в него больше людей. — Её голос был уверенным, но в глазах пряталось беспокойство, как будто она боялась замахнуться на нечто большее, чем могла осилить.
Но всё, о чём мог думать я — это то, насколько я ею восхищаюсь. Насколько понравилась бы её идея моему отцу и Спенсу. Они тоже верили в силу сообщества и в то, что надо помогать людям.
Когда я слишком долго молчал, она сдвинулась, пытаясь выскользнуть из моего объятия. Я не был уверен, думала ли она, что я злюсь из-за драгоценностей, или смущалась из-за своей мечты, но я не позволил ей уйти. Лишь крепче сжал её.
— Желание сделать что-то хорошее для своего города — никогда не глупость.
Она замерла.
— Ты злишься из-за драгоценностей? Ты только начал доверять мне, и я не хочу, чтобы это всё разрушило.
— Ты не несёшь ответственности за то, что случилось в прошлом, так же как я не виноват в том, что мой прадед выиграл ранчо в покер. Единственный человек, на которого я сейчас зол — это Адам.
Облегчение промелькнуло в её глазах. Я не удержался и снова провёл рукой по её щеке. Внутренний зверь во мне хотел чувствовать её кожу, касаться её, не разрывать этот контакт ни на секунду.
— Ты что-нибудь нашёл в записях ранчо? — спросила она.
Я покачал головой. На первый взгляд, который я смог бросить после того, как помог Стилу с камерами, ничего не указывало на скрытые драгоценности. Расходы были высоки, но для такого бизнеса, как наше ранчо, это было нормой. В прошлом алмазные шахты, которые затем превратились в гранитные карьеры, приносили прибыль, покрывавшую все расходы и оставлявшую хороший доход. Но в середине прошлого века добыча прекратилась. За последние десять лет Спенс постепенно растратил сбережения, накопленные за столетие.
Как бы мне ни было неприятно это признавать, Пьюзо действительно принёс ранчо дополнительный доход. Размещение лошадей и аренда мест на пристани — лёгкий способ зарабатывать деньги практически из воздуха. Мачта сотовой связи уродовала пейзаж, но, как и говорила Фэллон, приносила стабильный ежегодный доход. Даже свадебный бизнес, который Лорен запустила, давал пусть небольшой, но чистый доход. Но всего этого было недостаточно, чтобы удержать ранчо на плаву дольше, чем на год или два.
Однако если Адам действительно провернул что-то нечестное, чтобы ускорить его упадок, я пока не нашёл этому подтверждений. Утром я передам дела по хозяйству и безопасность женщин, которые мне дороги, Стилу и нашей команде, а сам погружусь в финансовые отчёты. Конечно, я буду продолжать беспокоиться за Сэди и Фэллон, даже если рядом с ними будут люди, куда более квалифицированные, чем я сам. Но никто из моих ребят не позволит личным обидам или гневу повлиять на их работу.
А я уже успел провалить эту задачу. И с одной, и с другой.
— Пьюзо приказал следить за тобой, — сквозь стиснутые зубы сказал я.
Её губы приоткрылись от удивления.
— Что?
Я объяснил, как мы заметили, что Неро Ланкастер покидал «Крепость» одновременно с ней, и что позже выяснили о его связи с Пьюзо.
— Именно поэтому я сначала подумал, что ты в этом замешана. Я думал, Неро — твой охранник.
Она резко села, скрестив ноги и стянув простыню повыше.
— Но зачем ему следить за мной? Я ничего не рассказывала ему о драгоценностях. Да и в «Крепости» он, кажется, вообще меня всерьёз не воспринял.
— Возможно, причина была в том, как я отреагировал, увидев вас вместе, — признался я. Ещё одна ошибка, о которой мне придётся жалеть. — Я должен был сразу тебе сказать.
Как будто услышав нотки сожаления в моём голосе, она мягко провела пальцами по шрамам, оставленным людьми Пьюзо.
— У тебя даже не было моего номера, — напомнила она. — Мы не планировали, что та ночь перерастёт во что-то большее.
Она была и права, и нет. Может, изначально мы и собирались ограничиться одним вечером, но если бы тогда Фэллон не появилась, и мы провели воскресенье так, как планировали… Я уже знал, что этого мне бы не хватило. Я бы захотел снова её увидеть. Захотел бы большего. Даже если бы я не успел увидеть её щедрость, её преданность, даже без всего того, что я узнал за последние дни, заклинание, которое она наложила на меня, когда впервые вошла в мой клуб, всё равно бы меня опутало.
— Когда ты увидел меня с ним в кафе, ты выглядел так, словно тебя воротит, — сказала она тихо. — Я думала, ты меня ненавидишь.
В её взгляде не было ни злости, ни обиды за то, что я мог поставить её под удар. Но я злился за нас обоих.
— Что раздражало меня больше всего, — сказал я, — так это то, что я не ненавидел тебя вообще. Я хотел забрать тебя в пентхаус и закончить начатое. Я не мог этого понять.
Я схватил простыню, за которую она всё ещё держалась, и дёрнул вниз, открывая её мягкие, соблазнительные изгибы.
— А теперь меня бесит то, что я потратил драгоценные минуты на злость, вместо того чтобы быть с тобой. Почти так же, как тот ублюдок, который оставил на тебе эти отметины.
Я осторожно провёл пальцами по её шрамам, в этом касании было больше заботы, чем в словах.
Она издала едва слышный вздох — тот самый, который я хотел слышать снова и снова.
— Я никогда не чувствовала ничего подобного, Рэйф, — призналась она, нахмурив брови. — С одной стороны, я запуталась и боюсь. А с другой… я уверена, как никогда.
Я прекрасно её понимал. Уверенность в том, что она моя, была для меня истиной. Она ворвалась в мою жизнь именно тогда, когда я больше всего в ней нуждался. Но даже зная, что люблю её, я не представлял, как смогу её удержать. Будущее окутывалось туманом, как весенний утренний мрак, стелящийся над полями.
Поэтому вместо того чтобы пытаться пробираться сквозь неизвестность, я сосредоточился на том, что у нас было сейчас.
Я притянул её к себе, поцеловал в лоб и прошептал:
— Я понимаю тебя, Теннесси. Но нам не нужно разбираться со всем этим прямо сейчас. Мы достаточно наговорились на сегодня.
А затем провёл несколько часов, показывая ей то, что пока не мог выразить словами, доказывая, что в этот момент единственной истиной было то, как мы сливались воедино.
♫ ♫ ♫
Когда я проснулся, тела, которое должно было быть прижато ко мне, рядом не оказалось. Комнату заполнял приглушённый серый свет предрассветных часов. Но больше, чем утро, меня бесило её отсутствие.
Я сел и увидел её на полу у кровати — с моим ноутбуком на коленях.
По спине пробежал холодок тревоги — старые раны, старые сомнения о том, кому можно доверять, а кому нет, поднялись, как тяжёлый груз прошлого. Но они исчезли так же быстро, как и появились. В Сэди не было злого умысла. Я даже не был уверен, ненавидит ли она того, кто в неё стрелял.
Я запустил пальцы в её волосы, слегка потянул назад, заставляя её голову откинуться к кровати, чтобы поймать её взгляд.
— Что ты делаешь?
Она улыбнулась. И где-то глубоко внутри меня рухнула последняя стена, которую я даже не осознавал, что всё ещё держу между нами. Она накрыла мою руку своей и слегка сжала.
— Кажется, я что-то нашла, — в её голосе звучало возбуждение.
Я склонился над её плечом, глядя на экран.