Сэди
Рука Рэйфа на моём локте послала по венам чистое, необузданное желание. Хотя прошло уже очень много времени с тех пор, как я позволяла себе такую близость с мужчиной, я точно знала — ничего подобного я ещё никогда не чувствовала. Такого сильного. Такого захватывающего. Такого одурманивающего.
Я хотела ощутить его прикосновение на каждом сантиметре своего тела.
Эта мысль немного отрезвила меня. Не то чтобы я была пьяна — я выпила всего один бокал бурбона. Нет, тот хмель, который я чувствовала, был вызван исключительно Рэйфом и его мрачной, завораживающей интенсивностью. Мне хотелось увидеть, как этот человек, заключённый в идеально скроенный костюм, выглядел бы, если бы позволил своим инстинктам взять верх. Мне хотелось, чтобы он заставил меня забыть обо всём, кроме него и его прикосновений. Но осознание того, что его руки неизбежно найдут шрамы, покрывающие часть моего тела, заставило меня замедлить шаг, пока мы шли по коридору.
Будто стоило мне вспомнить о них, как они ожили — и усталость, с которой я всё ещё боролась, вылилась в лёгкую прихрамывающую походку. Я увидела её отражение в отполированных до блеска дверях лифта, и, конечно, Рэйф заметил это раньше, чем я успела скрыть.
— Ты ранена? — спросил он.
Когда я подняла взгляд, в его глазах всё ещё полыхало желание, но теперь в нём смешалась тревога, которая мне совсем не понравилась. Сегодня я не хотела заботы. Или нежности. Или сочувствия. Боже, сочувствие — это было бы хуже всего. Я вдоволь его нахлебалась после того, как меня подстрелили.
Я приподняла бровь, улыбнулась своей самой беззаботной улыбкой и с напускной небрежностью, утяжелённой моим южным акцентом, произнесла:
— Нет, всё нормально. Просто старое огнестрельное ранение иногда даёт о себе знать.
На несколько долгих ударов сердца он, похоже, не осознавал, что я сказала, а потом произошло нечто удивительное. Хмурое выражение, с которым он вошёл в тот бар, вдруг исчезло, и на его лице расцвела улыбка. Полная. Ослепительная. С той самой односторонней ямочкой, от которой мой пульс ещё раньше взвился вверх, а теперь и вовсе сорвался с цепи.
— Решила забрать свою ставку обратно, Теннесси?
Он явно думал, что я шучу. Но скоро он узнает правду. И, возможно, тогда именно он отступит. Я ещё никому не показывала эти шрамы, и, даже спустя месяцы, они всё ещё выглядели не лучшим образом.
— Ты же знаешь нас, женщин с Дикого Запада, Хитрюга. Пули нас не останавливают.
И тогда случилось что-то ещё более невероятное — он засмеялся. Он уже смеялся сегодня, когда мы были в баре на верхнем этаже, но тот смех был сдержанным, как будто наполовину приглушённым. Этот же был настоящим. Полным. Я бы поклялась, что в этот момент мир на мгновение застыл. Всё вокруг стало несущественным, пока его глухой смех наполнял пространство между нами. Глубокий. Завораживающий. Обещающий слишком многое.
Двери лифта открылись, мы вошли, и он поднёс телефон к панели. На экране загорелся запрос кода, он на мгновение замешкался, а затем ввёл его. Зелёный экран за латунными прутьями сменился видом на главную улицу города, пока мы стремительно поднимались вверх.
Моё сердце забилось ещё быстрее, когда наши взгляды встретились. Я могла бы поклясться, что в его глазах пылал огонь. Почти ожидала, что он притянет меня к себе и поцелует прямо здесь. Но вместо этого он провёл пальцем от моего плеча до локтя и обратно. Всего одно простое движение — а мои ноги ослабли. Я сглотнула, пытаясь прогнать вдруг нахлынувшую неуверенность, и сделала шаг вперёд, чтобы убрать оставшееся между нами расстояние, но его ладонь легла мне на грудь, останавливая.
Он взглянул в угол кабины лифта.
— Не здесь. Но как только дверь моего номера закроется, не останется ни единого места на тебе, которого я не коснусь.
Обещание в его голосе было почти мурлыкающим.
Лифт остановился, раздался звонкий сигнал, двери разъехались в стороны. Он придержал их для меня, его взгляд обжигал.
— Последний шанс, Теннесси. Ты входишь в игру или пасуешь?
Я даже не задумывалась. Просто вышла из лифта, и когда его пиджак едва коснулся моей обнажённой руки, по всему телу снова пробежала тысяча искр.
— Я не пасую, — бросила я через плечо. — А ты?
Он не ответил словами, но шагнул за мной и переплёл свои пальцы с моими. Этот жест заставил меня заныть изнутри. Не только телом, но и душой. Сердцем. И вдруг, в самый неподходящий момент, я осознала, что по-настоящему хочу того, что нашли мои братья и сёстра — навсегда. Но это не про сегодняшний вечер. Сегодня — это просто несколько часов страсти, греха и забвения.
На всём этаже была всего одна дверь. Когда он приложил телефон к замку, перед нами распахнулась дверь пентхауса на вершине отеля.
Небольшой холл был выложен золотистым мрамором. Над барочным столиком, затерянным на фоне огромной бело-золотой цветочной композиции, висело зеркало в вычурной раме. Короткая лестница вела в гостиную, где две стеклянные стены открывали вид на ночное небо, расчерченное неоновыми огнями. Вдалеке тёмной тенью скрывались горы.
Гостиная, как и весь отель, сочетала в себе элементы барокко XVIII века и ар-деко 1920-х, только здесь роскошь была доведена до абсолюта. На стене висел, кажется, подлинный Моне. Фаберже, инкрустированные бриллиантами и рубинами, украшали боковые столики. Тиффани отбрасывали мягкий свет на мраморный пол, местами прикрытый богато расшитыми коврами.
Звук моих ковбойских сапог резко раздался в тишине, когда я оставила клатч на столике и подошла к стеклянной стене. Ни единого звука снаружи, но я всё равно слышала их в своём воображении. Пьяный смех, разносящийся от казино к казино. Звон монет, сыплющихся в игровые автоматы. Музыку фонтанов.
— Неплохой вид, Хитрюга.
В отражении стекла я увидела, как Рэйф снял пиджак и аккуратно, почти педантично, положил его на спинку дивана. Он замер на мгновение, засунув руки в карманы, будто взвешивал в последний раз, стоит ли идти до конца. Я приподняла бровь, слегка склонив голову набок, и наши взгляды встретились в зеркальной глади окна.
— Я не привожу сюда людей, — сказал он, отводя взгляд и задержавшись так на несколько долгих секунд, прежде чем пересечь комнату в два решительных шага. Он остановился прямо за мной, его тёплые ладони нашли мои руки, медленно скользя вверх, лаская плечи. — Тем более женщин. Но, чёрт возьми, почему-то мне хотелось увидеть тебя здесь. У стекла. Обнажённой.
Я едва успела осознать его слова, почувствовать, как они пронзают меня, прежде чем его пальцы скользнули под тонкие бретельки моего платья и резким, уверенным движением разорвали их. Ткань сползла вниз, и, ахнув, я поймала её, не давая платью полностью оголить мою грудь.
Его голова склонилась, жадные губы нашли изгиб моей шеи в том месте, где она встречается с плечом. Тёплые. Влажные. Сильные. Мои ноги ослабли, внутренности сжались, а его тёмные глаза в отражении стекла наблюдали за каждым моим вздохом. Господи… он собирается поглотить меня целиком — и самым лучшим из возможных способов, мелькнуло в голове, прежде чем он дёрнул за подол платья, вырывая его из моих рук. Ткань скользнула вниз, образовав лужицу вокруг моих ковбойских сапог.
Когда я попыталась повернуться, его крепкие руки сомкнулись на моей талии, не давая мне оторваться от окна. Каждая клеточка моего тела дрожала, жгла, жаждала прикосновений так же, как и хотела касаться его в ответ. Его губы и пальцы прожигали отдельные дорожки по каждому чувствительному нерву.
С моих губ сорвался звук, о существовании которого я и не подозревала. Почти постыдный, если бы не то, как в отражении его губы растянулись в довольной усмешке. Он зарывался пальцами в мои волосы, оттягивая голову назад — не жестоко, но и не слишком мягко. И когда наши взгляды снова встретились, между нами больше не было стекла. Только огонь. Только необузданная стихия.
А затем он поцеловал меня.
Если раньше его губы были горячими и властными на моей коже, то теперь они завладели моим ртом целиком. Сильные. Жадные. Присваивающие. Боже… он мог бы легко разрушить меня. Я запаниковала на долю секунды, но его язык потребовал доступа, и я просто сдалась. Позволила происходить всему, чему суждено было случиться. Мои веки затрепетали, когда я отдалась каждому прикосновению, каждому дразнящему движению, каждой сладкой пытке.