Вчера она была в бешенстве, упрямо отказываясь принять, что я ухожу, и это заставило меня любить ее еще сильнее. Но по крайней мере, ее злость дала ей на что-то отвлечься. Черт, может, она раньше меня разгадает, как нам быть вместе. Как сделать нашу любовь чем-то постоянным. Может, когда я вернусь, чтобы забрать ее, у нее уже будут все ответы.
Сегодня она несколько раз звонила и писала мне, спрашивая, что происходит, как я держусь. Но я не ответил. Вместо этого я ответил через свою дочь. Фэллон сообщила, что они с Паркером добрались до Уиллоу Крик, где их приняли с распростертыми объятиями в семье Хатли. И это вызвало во мне нечто, похожее на зависть. До глубины души поразило, насколько сильно я хотел быть так же принят в семью Сэди, как моя дочь. Семью, которая вряд ли обрадуется, если я заберу Сэди и увезу ее на другой конец страны, просто чтобы она всегда была рядом.
Мучаясь противоречиями весь день, я постарался выкинуть их из головы и провел вторую половину дня со Стилом, разбираясь во всех возможных зацепках по Адаму и Терезе. Потом, наконец, взялся за дела Marquess Enterprises, которые откладывал почти неделю. Компания работала, как отлаженный механизм, но я знал, как быстро все может пойти наперекосяк, если не держать руку на пульсе.
Посмотрите, что случилось с ранчо. Оно постепенно разрушалось без моего жесткого, несгибаемого отца. Спенса я не мог винить полностью. Он доверял Адаму, и тот только подлил масла в огонь, но ранчо уже было в упадке к тому моменту.
С тех пор как я ушел, я хотел, чтобы оно сгорело дотла.
И теперь мне до конца жизни придется жить с осознанием, что я позволил этому случиться.
Лорен нашла меня, когда я, облокотившись на забор, наблюдал не только за лошадьми, но и за небом, которое медленно окрашивалось в оттенки фруктового шербета. Мы молчали, просто смотрели, как меняются цвета. И я снова думал о Сэди — о том, как румянец проступает на ее щеках, когда я провожу по ним пальцами. Она была и закатом, и рассветом, и ослепляющим полуденным солнцем в одном лице. Даже ночь скрывалась в глубине ее голубых глаз, когда я был внутри нее. Она была всем, чего я хотел. Всеми моими днями и ночами. Моей надеждой на будущее.
— Помнишь, как мы вчетвером пошли в горы и оказались между пумой и ее детенышами? — нарушила молчание Лорен.
Я кивнул. Давно забытое воспоминание всплыло, будто это было вчера.
— Адам попытался сбежать, и Спенс повалил его на землю и сел сверху. Мне пришлось зажать ему рот, чтобы он не заорал, — продолжила она. И я снова оказался в том моменте, сердце колотилось, пока я пытался придумать, как нам выбраться, чтобы нас не разорвали на части. — Мы втроем знали, что нельзя делать резких движений, даже если этот чертов инстинкт бежать вибрировал внутри каждого из нас. Помнишь, что ты тогда сделал?
— К чему ты клонишь? — спросил я, не желая заново переживать детские воспоминания, будь они хорошими или плохими. Они все равно были слишком болезненными, потому что всегда заканчивались тем, что я оставался снаружи, глядя внутрь.
Я чувствовал на себе взгляд Лорен, но не обернулся. Просто смотрел, как лошади несутся по полю, усеянному цветами, и осознавал, как чертовски сильно я скучал по этому. Какую дыру во мне оставил уход отсюда. Я пытался заткнуть ее, загружая себя работой и строя королевство на пустоте. Должен был догадаться, что однажды оно рухнет в этот провал. Но теперь я не позволю всему этому исчезнуть. Не позволю ускользнуть ни одной части обоих миров. Буду держаться за столько, сколько смогу.
— Ты встал между нами и кошкой, Рэйф. Сказал нам поднять Адама и медленно отходить. И мы так и сделали. Мы оставили тебя стоять на страже, зная, что если пума решит напасть, первой она ударит тебя. Зная, что, возможно, мы успеем убежать и позвать на помощь, но ты можешь не выжить.
— Она просто хотела защитить своих детенышей, — сказал я.
— Ты защитил нас, столкнувшись с опасностью в одиночку. Мы сделали то же самое, когда ты ушел с ранчо. Позволили тебе уйти, зная, что ты думал, будто поступаешь правильно ради нас, и убедили себя в этом. И вот ты снова здесь, делаешь то же самое. Но в этот раз я не позволю тебе справляться в одиночку.
Я резко перевел взгляд от идиллического пейзажа к ней. Ее лицо было упрямым и решительным. Оно напоминало мне Сэди — женщину, которая, казалось, идеально вписывалась во все пустоты и трещины моей души, как никто другой. Точно не Лорен.
Но я не заслуживал, чтобы Лорен думала обо мне хорошо. Поэтому сказал ей самую страшную правду, которую знал.
— Он звонил мне, Лорен. Спенс звонил мне той ночью, когда умер, а я не взял трубку. Оставил его голосовое сообщение без ответа. А когда наконец послушал, почувствовал… облегчение от того, что он страдает. А теперь я постоянно думаю… Если бы я ему перезвонил, если бы приехал, может, он был бы жив. — Голос сорвался.
Она закрыла глаза, боль исказила ее лицо.
— А если бы я не была в отключке от транквилизаторов, может, я смогла бы его спасти.
— Насколько сильно ты пострадала? — спросил я, пытаясь вспомнить, что говорила мне Фэллон.
— Три сломанных ребра и растяжение мышц спины. Корова толкнула меня в забор. Я принимала таблетки, чтобы заснуть. А потом, когда все начало рушиться, когда мы со Спенсом стали ссориться из-за того, придется ли нам продавать ранчо и что делать дальше, я начала принимать их, чтобы сбежать. — В ее голосе было столько боли, что это задело меня, даже когда я не хотел этого. — Когда пришли сообщить о Спенсе, дверь открыла Фэллон. Она не смогла меня разбудить, Рэйф. Ей пришлось позвать Адама…
Слезы потоком хлынули по ее лицу.
Меня пробрала дрожь. Ярость на нее. Разочарование из-за моей дочери. Почему Фэллон не сказала мне, что ей пришлось узнать о смерти Спенса в одиночку? Но я знал. Она говорила мне. Боялась, что я заберу ее с ранчо. И я бы забрал.
Я безмолвно повторил клятву, которую дал Фэллон той ночью — она больше никогда не будет нести этот груз в одиночку. Я уже совершил слишком много ошибок с теми, кого любил больше всего. Но теперь все. Я все исправлю. Ошибок больше не будет.
Ты прогнал Сэди. Это была огромная ошибка, — прошептал внутренний голос.
Я покачал головой. Нет. Это было правильно… не так ли?
— В любом случае, — Лорен стерла слезы, — если кто и подвел их, то я, а не ты. Я была здесь, жила этим каждый день. Должна была видеть, что делает Адам. Должна была знать, что тот яд, который в него вбил дед, однажды проявится. Но вместо того чтобы встать между теми, кого я любила, и хищником, я позволила ему забрать их, а сама сбежала.
— Лорен…
— Нет. Не надо пытаться сгладить, Рэйф. Это правда. И мне с ней жить. Но я обещаю, что постараюсь загладить свою вину перед тобой и Фэллон. Слишком долго ты нес расплату за наши грехи. Теперь я возьму часть этого груза на себя.
— Я добивался тебя, — сказал я.
— На танго нужны двое. И, насколько помню, это я осмелилась бросить тебе вызов и попросить поцеловать меня.
Наше первое свидание. Я наклонился к ее губам, но в последний момент замер, потому что совесть кричала «стоп». Тогда она бросила мне вызов, зная, что я никогда не откажусь.
— Я любила вас обоих, знаешь ли, — тихо сказала она. — Спенс всегда был впереди, но я правда любила вас обоих. И хотя я понимала, что нам не стоит встречаться, я была ревнивой девчонкой, которая чувствовала себя брошенной. Я хотела, чтобы Спенс тоже ревновал. И знала, что лучший способ добиться этого — использовать конкуренцию, которую твой отец разжигал между вами.
Она усмехнулась.
— Это было неправильно — использовать тебя так. Но как только ты меня поцеловал, я обо всем забыла. Ты уже тогда знал, что делать с женщинами, даже когда только начинал.
Я не знал, что сказать. Ни на признание, что она меня любила, ни на то, что она использовала тот клин, который отец вбил между мной и Спенсом, в своих интересах.
Она слабо улыбнулась.
— Я бы никогда не призналась Спенсу, но думаю, ты был в этом лучше него. В романтике… В том, что ты делал языком… — Она приподняла бровь, и я едва не покраснел. — Если ты был так хорош тогда, не имея опыта, даже страшно представить, каким ты стал теперь.