Я наконец нашел голос, и в нем слышалась злость.
— Не смей флиртовать со мной, Лорен.
Она рассмеялась.
— Думаешь, я это делаю? Дурак, я пытаюсь сказать тебе, чтобы ты не потерял женщину, которую прогнал. Я никогда не видела, чтобы ты смотрел на кого-то так, как смотришь на нее.
— И как, по-твоему, я на нее смотрю?
— Как на единственное, что может затмить это.
Она махнула рукой на пылающий закат перед нами.
Правда ее слов тяжело осела внутри меня. Сэди была выше этого. Она затмевала все, что я построил с момента ухода отсюда. Я бы отдал всю свою империю, лишь бы сохранить ее.
— Что за история с ней и Лоренцо? — спросила Лорен.
— Насколько нам удалось выяснить, они кузены.
Ее брови поднялись. Я провел рукой по бороде.
— Дальше — хуже. Ее семья… У них есть украшения прабабушки Беатрис, которые были украдены с киностудии.
Глаза Лорен расширились.
— Что?
Я рассказал ей все, что узнал об украшениях, и сложил воедино информацию, полученную от Пьюзо и из дневника Беатрис.
Лорен наклонила голову, выслушав меня.
— То есть ты прогнал ее, потому что винишь в поступках ее прабабушки?
Я покачал головой. Нет. Я не держал на нее зла. Мне было наплевать на то, что случилось между нашими предками, но Лорен не дала мне ответить, просто продолжила:
— Разве это не то же самое, что если бы я винила тебя за то, что твой прадед выиграл это ранчо у моего в покер?
— Выигрыш и кража — разные вещи. Но не поэтому я отправил ее назад, — сказал я. — И это не остановит меня от того, чтобы попытаться вернуть ее. Что бы ни произошло восемьдесят лет назад, это не ее вина.
Лорен кивнула.
— Ты прав. Это не ее вина. Так же, как не твоя и не моя. Просто Адам забыл об этом.
Она пожала плечами и на несколько секунд замолчала, а потом сказала:
— Я же рассказывала тебе, что он хотел, чтобы я уехала с ним после выпуска. Когда я была ребенком, я соглашалась, потому что так было проще, чем спорить с ним. Я думала, что он в конце концов поймет правду — что мне нужно это место. Оно вплетено в каждую клетку моего тела.
— Ты всегда принадлежала этому месту, — сказал я и действительно так думал.
— Да. И наша дочь тоже. Когда-то и ты принадлежал ему. Но даже если бы между нами троими все не сложилось так, как сложилось, думаю, ты все равно бы из него вырос. Тебе нужно было расправить крылья, улететь и увидеть мир, прежде чем ты смог бы вернуться.
— Я был вынужден вырасти.
Лорен тяжело выдохнула, раздраженно покачав головой.
— Мы опять возвращаемся к одному и тому же спору. Да, я поступила неправильно. То, что между нами что-то завязалось, было ошибкой. Я жалею о том, что сделала. О том, что сделала с вами обоими. Потому что разрушила нечто прекрасное. Разрушила братство, которое вы сберегли, несмотря на все попытки твоего отца вбить между вами клин.
Она горько улыбнулась.
— Но я не могу полностью сожалеть, потому что это дало нам Фэллон.
Я промолчал.
— Она храбрая и защищает своих так же, как ты всегда делал. Она добрая и великодушная, как Спенс. И в ней есть немного моего дерзкого характера и упрямства. Она идеальное сочетание нас троих. Она лучше всех нас. И ей нужно это место так же, как когда-то было нужно тебе.
— Я привык обходиться без него. Она тоже сможет, — сказал я, но уже принял решение, что ей не придется. Если Фэллон хочет ранчо, оно будет ее. Не только потому, что я хотел держать Пьюзо подальше от него, но и потому, что, наблюдая за ней здесь всю эту неделю, я понял — если я оторву ее от этого места, в ней останется дыра еще больше, чем та, что до сих пор зияет во мне.
Но прежде чем я успел сказать об этом вслух, Лорен заговорила снова.
— Не заставляй ее, Рэйф. Ты смотришь на это небо, на этих лошадей, и я вижу, как ты все еще тоскуешь по этому. Так же, как вижу, как ты тоскуешь по женщине, которую сам же прогнал. Не заставляй нашу дочь жить без этого, когда для тебя уход до сих пор оборачивается кровоточащей раной. Не наказывай ее за мою трагическую ошибку.
— Я не продаю ранчо, — сказал я.
— Ты не… что?
— Мы его оставляем.
Облегчение разлилось по ее лицу.
— Спасибо.
— Может, ты еще не будешь мне благодарна, когда я начну разбирать это место по кирпичику, чтобы сделать лучше.
Она рассмеялась.
— Она будет так счастлива.
Мы дали этим словам осесть между нами, и впервые с тех пор, как я покинул ранчо четырнадцать лет назад, я почувствовал себя спокойно рядом с Лорен. Легче. Мы наконец перешли тот мост, на другой берег которого я отказывался идти, даже когда моя семья пыталась показать мне дорогу.
— Можно спросить тебя кое-что личное?
Она кивнула без колебаний.
— Почему у вас не было больше детей? Спенс был хорошим отцом. Я могу представить его с целой оравой.
На ее лице мелькнуло удивление.
— Спенс не мог иметь детей. Он был бесплоден.
Я испытал настоящий шок.
— Что?
Она усмехнулась.
— Да. У этого ковбоя не было шансов передать свои гены дальше.
Вина снова нахлынула на меня. Спенс узнал об этом в одиночку, так же, как встретил смерть. Когда он выяснил? Хотел ли он поговорить со мной об этом? С кем-нибудь? У него была Лорен, но иногда мужчине нужен другой мужчина, чтобы до конца понять, что он чувствует в таких ситуациях.
После паузы я сказал:
— Есть другие способы завести детей.
Она посерьезнела.
— Мы обсуждали усыновление и ЭКО, но оба варианта дорогие, а с деньгами было туго. Да и, если честно, нас троих устраивало именно так.
Это было больно осознавать — что они были семьей во всех смыслах, в которых я никогда не был семьей для своей дочери.
Я не мог изменить прошлое. Не мог взять трубку, когда звонил Спенс. Не мог быть рядом, когда он узнал, что не сможет иметь детей. Не мог поддержать его, когда он понял, что Адам его обкрадывает.
Но я мог быть рядом с Лорен сейчас. И я точно буду рядом с Фэллон. Лорен была права. Фэллон была лучшей из нас троих. Лучше нас всех. Ранчо было в ее крови. Оно было ей нужно так же, как когда-то было нужно мне. Я не мог и не собирался отнимать его у нее.
Я не знал, что это означало для Marquess Enterprises. Может, ничего. Может, только то, что я буду вкладывать часть доходов в умирающий бизнес и сделаю это место своей базой, вместо «Крепости» в Вегасе.
Сколько я путешествовал, было ли вообще важно, где проводить дни, если я был на Западном побережье?
Но это также означало, что я не смогу быть в Теннесси с одной черноволосой бестией.
Я не хотел, чтобы Сэди пришлось отказаться от своей семьи ради меня, зная, чего стоил мне уход от моей. Даже если мы справимся с этой угрозой, даже если Адама и Терезу найдут, даже если мы положим конец всем атакам, направленным против меня, я не мог просить ее пойти на это. Ей нужно было оставаться там, где она была, заниматься тем, что она любила, быть с семьей, которую она боготворила.
Впервые с момента рождения Фэллон я осознал, насколько важны семья и корни. Я не вырву Сэди из ее почвы и не попробую пересадить в другое место. Это было бы все равно что попытаться вырастить хлебное дерево в Калифорнии. Оно бы просто завяло и погибло. Я не позволю этому случиться с ней.
Так что, может, отправить ее прочь, заставить думать, что между нами все кончено, на самом деле было лучшим решением.
Мое сердце взревело в протесте.
Моя душа закричала в пустоту.
Она принадлежала мне. Так же, как я принадлежал ей.
Но иногда это ничего не значило в реальном мире. Имело значение только в тех коротких мгновениях, пойманных между реальностями.
А реальность всегда находила дорогу назад.
Глава 33
Сэди
— Куда ты идёшь?
Я обернулась у двери и увидела Милу, стоявшую, уперев руки в бока, с радужными плюшевыми единорогами, засунутыми подмышки. Её тёмно-русые волосы были заплетены в косички, которые уже растрепались, хотя мама завязала их всего час назад. Её карие глаза, точно такого же оттенка, как у жены Мэддокса, сверкали озорством.