В Риверсе она выросла, плавая в чистых водах озера Касл, гоняя лошадей по цветущим полям, наблюдая, как солнце садится за заснеженные вершины гор. Это была лучшая жизнь для ребенка, чем постоянные переезды из одной квартиры в другую в шумных городах, где она могла видеть небо лишь в тесных парках, пока я строил свою империю.
Но, возможно, моей главной ошибкой было не то, что я оставил ее на воспитание брату и Лорен. Возможно, это было то, что я за все эти годы ни разу не приехал на ранчо, заставляя Спенса привозить ее ко мне. Может, вместо того чтобы выдергивать ее из любимого дома и заставлять проводить каникулы в холодных стенах, где она не могла бегать и дышать полной грудью, мне самому следовало приезжать к ней.
Если бы я так поступил, состояние ранчо не стало бы для меня сюрпризом.
Но тогда ни Спенсер, ни я не захотели бы, чтобы я стал свидетелем его провала.
Теперь же я не позволю своей дочери тащить на себе груз наследия, которое лишь утянет ее на дно, как зыбучий песок. Я не дам ей начинать жизнь с петлей на шее, в то время как ей нужно расправлять крылья и лететь. Даже если бы я хотел вложить в ранчо деньги, это лишь отложило бы неизбежное.
— Неважно, что случится со мной, — Фэллон поникла. — Потеря ранчо все равно убьет ее.
Она опустилась на край кровати, закрыв лицо руками. Только когда ее плечи затряслись, я понял, что она плачет.
В горле встал ком. Я с трудом заставил себя сделать шаг вперед и неуверенно положил руку ей на голову.
— Ты можешь мне не верить, Фэллон, но, клянусь, так будет лучше.
Она резко отпрянула, пылая ненавистью.
— Потеря семейного наследия никогда не будет лучшим вариантом. Спенс бы тобой гордился? Нет. Он бы презирал тебя. Как и я.
Я знал, что она никогда не считала меня героем своей истории, но ее слова все равно резанули по старым ранам, оставив глубокие порезы. Эти раны заживут снова.
— Завтра у меня здесь важные дела, но в понедельник я отвезу тебя домой. На моем самолете. А «Цессна» останется в ангаре, пока я не буду уверен, что ты не вытащишь ее снова.
— Тебе вообще плевать, что Спенса убили?!
Вот зачем она прилетела. Одна. На чертовом сорокалетнем четырехместном самолете, чтобы сказать мне, что думает, будто моего брата убили. Возможно, даже ее дядя. Это было так же нелепо, как и ее полет.
— Официальное расследование признало это несчастным случаем, Даки.
— Не называй меня так! Я больше не четырехлетний ребенок, которому это кажется милым. Спенс никогда бы не перевернул трактор, потому что он никогда бы не поднялся на нем по той осыпающейся дороге!
— Все ошибаются. Даже лучшие из нас.
А Спенсер был лучшим из нас. Определенно, лучшим из взрослых в жизни Фэллон. Гораздо лучше меня, который влюбился в девушку брата, пока тот был в колледже. Гораздо лучше ее матери, которая использовала мою любовь, чтобы отомстить Спенсу за то, что он ее оставил.
Но вместо того чтобы ненавидеть ребенка, который родился в результате этой ошибки, Спенс любил Фэллон безграничной любовью.
А я… я ненавидел его за это. За то, что он мог быть рядом с ней, когда мне приходилось уходить.
Я устал от того, что нашу жизнь пожирает ненависть, но не знал, как это исправить. Спенс принял бы меня обратно, если бы я попросил. Но для меня пути назад не было. Я уже не мог стать тем человеком, который когда-то мечтал только о том, чтобы разводить и тренировать лошадей. Тот парень умер, когда мне было двадцать один.
— Спенс не совершал таких ошибок! — Фэллон не отступала. — А дядя Адам…
— Всегда был рядом с вами.
Фэллон покачала головой, снова скрестив руки на груди.
— Он что-то замышляет.
Я нахмурился, вспомнив того спокойного, собранного Адама, которого видел в дорогом костюме на похоронах Спенса. Он был далеко не тем плаксивым мальчишкой, которого я знал с детства, который завидовал мне за мое имя, а я ненавидел его за свободу.
Я сел рядом с Фэллон. Она тут же сдвинулась в сторону, увеличивая между нами расстояние.
Я сделал вид, что меня это не задело.
— Расскажи, почему ты так думаешь, — тихо сказал я.
Она вытерла лицо рукавом футболки.
— Они ссорились той ночью, а дядя Адам ведет себя странно. Он все время ходит в хранилище и копается в ящиках, которые там стоят.
Насколько я знал, в сейфе уже много лет не хранилось ничего особо ценного. Изначально его построили для хранения алмазов, добытых из кимберлитовых трубок на территории ранчо, перед тем как их отправляли на продажу. Теперь там лежала коллекция антикварного оружия, возможно, стоящая несколько тысяч долларов, и стопки старых документов, датируемых еще временем основания ранчо. Ничего, из-за чего стоило бы убивать.
Адам, как управляющий ранчо, мог иметь массу причин, чтобы проверять старые юридические бумаги. Но Фэллон явно думала, что происходит что-то подозрительное. И если я мог успокоить ее, избавить от этой навязчивой мысли о том, что смерть Спенса была убийством, а не несчастным случаем, я хотя бы мог спросить у Адама, что он там делает.
Мне все равно нужно было вернуться в Риверс. Завершить дела с риелтором и убедиться, что Лорен действительно готова собрать вещи, продать особняк, лошадей и скот. Что она сделает потом — решит переехать на участок земли Херли к Адаму или ко мне — пока оставалось под вопросом.
Я бы предпочел, чтобы они были рядом со мной. Я даже предложил купить им дом здесь. Хотелось иметь возможность навещать дочь, когда захочу — хоть каждый день. Я уже потерял четырнадцать лет. До этого момента я дал ей лучшее детство, какое только мог. Но я не позволю ей утонуть вместе с гибнущим ранчо. Если она не сможет остаться в Риверсе, то пусть будет со мной.
Но одна только мысль о возвращении на ранчо, пусть даже на день, чтобы уладить все дела, наполняла меня глухим страхом. Именно поэтому я тянул с этим несколько недель. Я был трусом. Боялся снова почувствовать ту боль, которая пронзила меня на похоронах Спенса. Просто переступить границу этой земли означало разорвать все старые шрамы, которые я считал давно зажившими, но оказалось, что нет. Некоторые шрамы не заживают никогда.
Не такие, как бледные следы на бедре и бедренной кости Сэди.
Ей всего двадцать три. Сколько ей было, когда в нее стреляли? Как это случилось? Эта мысль вызывала во мне ярость, желание разыскать того, кто это сделал, и уничтожить его. Разорить его, если не физически, то хотя бы финансово, за то, что он попытался потушить ее свет.
Но это не мое дело. Сэди не моя. И, возможно, в этот самый момент она была с другим мужчиной, который водил пальцами по этим шрамам и расспрашивал ее о них. Я не знал, почему эта мысль наполняла меня таким бешенством. Почему заставляла меня чувствовать себя уязвимым, выходящим из-под контроля — так, как меня не заставляла чувствовать ни одна женщина уже очень давно.
А ведь именно контроль сделал меня тем, кто я есть.
Поэтому я отодвинул в сторону все мысли о голубоглазой чертовке.
Но одно было ясно: если я был готов охотиться на призраков ради женщины, которую едва знал, значит, я мог сделать гораздо больше для дочери, которую любил. Я мог помочь ей справиться с болью от смерти моего брата.
А может, сделав это для Фэллон, я смогу найти свое место в ее жизни.
Может, мы сможем выстроить хоть какие-то отношения, которые со временем станут чем-то большим.
Может, если я вложу в это все силы, однажды моя дочь простит меня за то, что я забрал у нее все, что она знала и любила, и оставил лишь отца, которого она ненавидит.
Глава 5
Сэди
После того как я вернулась в свой номер прошлой ночью, сон так и не пришел. И дело было не в кровати. Нет, всю мою бессонницу можно было смело списать на Рэйфа. Моё жаждущее прикосновений тело не могло его забыть, даже после того, как я попыталась закончить начатое им самостоятельно. Это было не то. Так же пусто, как и моя вчерашняя победа.