Я огляделся, выискивая среди лиц одно-единственное. Не нашёл. Челюсти сжались, тревога просочилась внутрь. Я направился к барной стойке, сбросил пиджак и перекинул его через спинку стула. Опустился на лакированное сиденье и начал постукивать пальцами по поверхности, не переставая искать её глазами.
— Что вам налить? — раздался хрипловатый голос.
Бармен выглядел таким же древним, как и сам бар: седые волосы, усы, словно вырванные из старого постера о розыске, и кожа, похожая на смятую кожу сапога. Как же его звали? Том? Тим? Тед.
— Бурбон. Чистый. Самый дорогой, что у тебя есть.
Сэди нравился мой бурбон. Что она подаёт здесь? Какую-то дешёвую местную подделку, которую я даже не считал алкоголем?
Тед никак не отреагировал на ядовитую интонацию в моих словах. Он вообще не выглядел человеком, которого что-то способно вывести из себя. Даже не был уверен, что он настоящий.
Пока ждал, я внимательно осматривал обстановку: покрытые пылью декорации, потрескавшиеся виниловые кабинки, полы, которые давно требовали ремонта. Они не были достойны Сэди. Так же, как и я. Она была слишком яркой. Слишком большой. Слишком прекрасной для всего этого, но я знал — она бы так не подумала.
Скорее всего, она решила бы, что это я недостоин сидеть на её потёртом кожаном стуле.
Может, так оно и было. Может, я не заслужил её прощения. Не заслужил опуститься перед ней на одно колено и умолять уехать со мной. Но то, чего я заслуживал, и то, что я получал, уже давно не были связаны между собой. И я не собирался отступать теперь, когда наконец нашёл её. Не собирался отпускать её, когда у меня был план, чтобы дать ей всё, что она хотела, и даже больше.
Кажется, я издал какой-то звук, может, фыркнул, потому что Тед приподнял бровь, ставя передо мной бокал. Я проигнорировал его, взял стекло в руку, прокрутил его в свете ламп. И замер.
Мне подали бурбон в хрустале Baccarat.
Я сделал глоток и снова удивился. Это был один из моих любимых брендов, а не дешёвая подделка.
Это заставило меня внимательнее рассмотреть окружение. Все графины на полках были хрустальными. Барная стойка украшена витражами, резными колоннами, состаренным деревом и зеркалами. Освещение было слабым, придавая заведению угрюмость, а не роскошь, но это легко исправить. Лепнина и декоративные элементы нуждались в реставрации, как и липкая стойка, но если прищуриться, можно было разглядеть в этом месте былое великолепие.
Дорогое. Древнее.
А я знал толк в старине. Харрингтоны всегда окружали себя ею, не так ли?
Музыка, оглушавшая меня при входе, теперь сменилась живым выступлением. Я мысленно застонал, когда по залу разлетелся голос исполнителя, напевающего о разбитом сердце, умерших собаках и дедушкином грузовике.
Я не мог смириться с мыслью, что разбил сердце Сэди. Даже временно. Так же, как не мог вынести мысли о том, что она сейчас отбивает ритм в своих сапогах, танцуя с другими мужчинами. Такими же, как те, кого она учила танцевать линейные танцы в моём пиано-баре.
Внутри меня вспыхнула решимость.
Она пообещала мне все свои последние танцы.
И я, чёрт возьми, не позволю ей нарушить это обещание.
Я вытащил кошелёк, положил на стойку пять свежих стодолларовых купюр и сказал:
— Дам ещё пять, если уговоришь их прекратить.
Улыбка Теда растянулась шире. Он мельком взглянул на деньги, прищурился, глядя на меня, затем небрежно закинул полотенце на плечо и вышел из-за стойки. Подошёл к ведущему вокалисту. Парень взглянул на меня с недовольством, но взял деньги и, не сказав ни слова, ушёл.
— Простите, народ, но сегодня у нас небольшая пауза в музыкальной программе, — объявил Тед в микрофон.
По залу разнеслись разочарованные возгласы.
Но для меня тишина была благословением. Она дала мне мгновение. Дала мне возможность придумать слова, от которых Сэди не сможет сказать нет.
— Что, чёрт возьми, случилось с музыкой? — раздался голос, который я слышал во снах.
Я застыл. Внутри всё сжалось. Сердце забилось в тысячу раз быстрее.
Я знал, как она выглядит, ещё до того, как повернулся.
Глаза вспыхивают предупреждением. Аккуратно изогнутые брови нахмурены. А этот рот, который я мечтал целовать снова и снова, опущен в недовольной гримасе. Она уже смотрела на меня так не раз за ту неделю, что мы были вместе.
Но я помнил и другое.
Как она выглядела, лежа на моей кровати. Как лунный свет ласкал её кожу, так же, как и я. Именно поэтому я сидел за этой липкой барной стойкой, продумывая все возможные способы убедить её дать мне ещё один шанс. Я готов был потратить здесь тысячи долларов, вложиться в проект, который не имел для меня никакого смысла. Отдать ей всё, что она пожелает. Лишь бы она простила меня. Лишь бы сказала да и стала моей навсегда.
Глава 38
Сэди
Я пришла в бар, ожидая, что там будет пусто, надеясь, что физическая работа поможет мне заглушить мысли в голове. Вместо этого я застала Теда, Патти, Тилли и нескольких других владельцев магазинов с Главной улицы, которые уже вовсю трудились, приводя всё в порядок. Это разорвало мою оцепенелость, благодарность и любовь к этому городу начали пробиваться сквозь неё.
Когда люди продолжали приходить — кто-то, чтобы посплетничать, кто-то ради наших обычных акций Четверга — и каждый из них засучил рукава, чтобы помочь, мне пришлось сбежать в ванную, чтобы взять себя в руки. Моя спасительная бесчувственность оказалась под угрозой, но я сумела удержать её, вернуть обратно. Вместо этого я сосредоточилась на том, как могу их отблагодарить. Хотелось дать этому городу что-то большее, чем просто место, где можно выпить пива и обсудить последние новости.
Когда я вернулась и увидела, что офис и бар сверкают чистотой, я отправила Теда вперёд раздавать пиво и бурбон, а сама переключилась на разгрузку поставки, которая пришла, пока я была в больнице. Я как раз выносила стопку пустых коробок на мусорку, когда музыка вдруг оборвалась посреди песни, которую пел Грейди. Я бросила картон в бак, но когда вернулась внутрь, а в баре по-прежнему стояла тишина, тревога прорвалась сквозь мою оцепенелость.
Я вылетела из коридора, требуя объяснений, но знала ответ ещё до того, как взгляд Теда скользнул в его сторону.
Потому что я почувствовала его. Каждую клеточку его существа, вибрирующую в мою сторону.
Рэйф Маркес сидел у моего бара с бокалом моего бурбона в руке, а его взгляд обжигал меня. Отмечал меня. Напоминал мне, каково это — быть взятой им. Быть его.
Бесчувственность, которую чуть было не сломала доброта нашего города, отступила ещё дальше, пока мне не показалось, что я вот-вот потеряю её окончательно. Что она оставит меня наедине с бурей эмоций, с которыми я не справлюсь.
Когда Рэйф поднялся и направился ко мне, он двигался, как пантера, преследующая добычу, и я не знала, что он сделает, когда догонит меня. Будет ли он наказывать меня за то, что я подвела его и его дочь, или же пожрёт меня поцелуями? В любом случае, он что-то задумал, и я не была уверена, что переживу это. Даже не была уверена, что хочу пережить, если в конце он уйдёт из этого города с прощанием на губах.
— Это ты сделал? — потребовала я, махнув рукой в сторону пустой сцены, и сама удивилась, как твёрдо и уверенно прозвучал мой голос, когда внутри меня всё трясло.
— Не теряй самообладания, Теннесси, — бросил он в ответ мои же слова, сказанные ему в ту первую ночь в фортепианном баре, пересекая комнату. — Мне нужна была тишина, чтобы подумать. Чтобы понять, как всё вернуть на свои места.
Моё глупое сердце болезненно ударилось о рёбра, поддавшись волне неожиданной надежды, которую я тут же попыталась загнать обратно.
Глаза вокруг нас следили с тем же напряжённым ожиданием, что люди испытывают, когда выходит новый сезон их любимого реалити-шоу. Завтра утром в закусочной у Тилли обсуждать будут не только кровь, которую отмыли с пола моего офиса.
Когда Рэйф подошёл достаточно близко, чтобы разглядеть моё лицо в полумраке бара, он издал глухой звук возмущения, и его тёмные глаза наполнились яростью.